Шафих пьяно погрозил пальцем:
— О! Ялныз Эфе! Куда ж ты запропастился?! И… кто это с тобой?!
— Неважно, кто со мной, Шафих! Важно — кто за мной! Янычары султана!
— О! Доннерветтер! Так чего ж мы ждем?
…В последний момент они вбежали по сходням.
И на «Тимбане» даже не успели эти сходни убрать, как на причал вынеслись янычары-улуфажи. Не дать уйти неверным! Ворваться на судно! Рубить, колоть, резать! За то, что осмелились напасть на санджак повелителя правоверных, пусть даже на дальний! За то, что осквернили знамя пророка!
Кони янычар уже терзали копытами сходни… Вот-вот…
Но старый пират Селим-бей не лыком шит и не пальцем делан!
Два свистка комита… Три… Подкомиты в момент растолковали гребцам, что, как только начнется бой на галере, их, гребцов, зарежут первыми. Сами же подкомиты.
Поднялись весла. Опустились разом. Тормознули левым бортом. Красиво развернулись и так же красиво ушли. Привет, господа янычары, пишите письма! Что нам теперь ваши дурацкие стрелы! Что? Трех гребцов убило? Так бросайте эту падаль за борт, сажайте новых! Вон как раз трое новеньких — из числа вновь прибывших. Да, стоило освобождать невольников Симбигея-кызы — чтобы посадить на галеры Селим-бея!
Весла. Вверх… Вниз… Вверх… Вниз…
Набирая ход, флагманская галера Селим-бея покинула бухту. Позади, на берегу, яростно гомонили янычары. А что им еще оставалось делать? Что-нибудь сжечь со злости? Все и так сожжено до них. Остается только ругаться.
Попутный ветер раздувал паруса и флаги венецианских галер, бороздящих светлые воды Ионического моря. Головным шел «Буцефал» — огромный, приземистый, быстрый. Его весла шевелились, словно клешни исполинского краба.
Адмирал, синьор Франческо Гвиччарди, на носовой палубе — смуглый, с крючковатым носом и черными пронзительными глазами, — походил на пирата… коим, впрочем, и был в молодости. Да, бывший пират, волею судьбы и венецианского дожа вознесенный в адмиралы. И бывший невольник — галерный раб знаменитого мавританского разбойника Абдула Маумена, деливший весло с таким же неудачником — молоденьким португальским дворянином Жуаном.
Тридцать лет прошло с тех пор, как плеть подкомита последний раз ожгла плечи Франческо. С тех пор многое изменилось, нынче все берберийцы трепещут перед Гвиччарди. Он достиг всего, чего хотел — славы, власти, богатства.
Что же касаемо Жуана, то… Где ж он рыщет, проклятый разбойник?! Селим-бей… надо же… Ха-ха!
А ну вперед, вперед! Прибавить скорость. Порывы ветра развевали красный плащ адмирала, накинутый поверх блестящей кирасы. На полах плаща был золотом вышит крест. Четыре большие бомбарды, выставив вперед хищные жерла, ждали своего часа.
«Тимбан» и другие галеры Селим-бея шли без парусов, только на веслах. Во-первых, ветер был встречным, а во-вторых, вышли из гавани недавно, так пусть шиурма потрудится, чай, отдохнули.
Окинув хозяйским глазом команду, Селим-бей перевел взгляд на небо. Ой не нравилась ему зеленоватая тучка на западе, ой не нравилась! Явно попахивало очередным штормом. А чего хотите! Ноябрь все-таки. Не самый благоприятный месяц для морских прогулок даже и в Средиземном море — Арабском озере, как его не столь давно называли.
Вряд ли удастся до шторма увидеть длинный сицилийский берег, оттуда до Туниса рукой подать: чуть к западу — и вот он Картаж, Карфагенский мыс. А уж там-то совсем рядом приветливая Тунисская бухта, сам город Тунис чуть дальше от побережья.
Еще раз с тревогой взглянув на запад, пиратский капитан скрылся в кормовой каюте. Собственно, она там была единственной, если не считать нескольких закутков для комита и нескольких офицеров. Для остальных на ночь натягивали над всей палубой тент.
Олег Иваныч с Гришей, скрестив ноги, сидели на носовой палубе, следя, как узорчатый нос «Тимбана» все глубже зарывается в волны, обдавая сидящих белыми солеными брызгами. Конечно, это не нос зарывался, это волны делались все больше и больше. Гриша подремывал, привалившись к стволу бомбарды. Ян с Шафихом несли наблюдательную вахту, с коей только что сменились Олег Иваныч и Гриша — Селим-бей не терпел на корабле праздных людей.
Олег Иваныч с далеко не праздным интересом разглядывал пушки.
В центре — бомбарда. Громоздкое неподвижное чудовище калибром… гм… что-то около восьмидесяти миллиметров, а то и все сто. Длинный ствол, попробуй-ка затолкай в такой ядро — никаких сил не хватит! А вот для того и существует съемная зарядная камора — задняя часть ствола. Вытащили ее, прочистили банником, затолкали мешок с порохом, сверху ядро, забили пыж, не забыли прочистить и основной ствол. Закрепили камору на лафете специальным клином — работа тонкая, ошибешься — разнесет все к шайтану. Потом подтащили лафет к месту для стрельбы — тоже работенка та еще, недюжинных сил требует, хоть и имеются в задней части два колеса, от дубового чурбана отпиленные, да ведь и весит лафетина пудов десять как минимум. Откатили — не забыть бы закрепить талями, а то после выстрела всех с палубы сметет, штука такая! Закрепили, проткнули картуз с порохом специальным прутом — протравником, для того в тыльной части ствола особое отверстие имеется. Сыпанули пороху в запальное отверстие и рядом, на полку, да не наобум сыпанули, а с пониманием: какой порох, да погода какая, да ядро. Зажгли фитиль… Да, желательно еще и прицелиться! При этом учесть, что палуба качается, вокруг брызги, фитиль гаснет все время, а ветер, гад, так и норовит сдунуть порох с запала. А поднес фитиль — выстрел секунды через две-три. Вот и попади тут! Для одной организации выстрела человека четыре точно нужно, а то и шесть! Это для одной только бомбарды.
Правда, были пушки полегче, кулеврины. Тоже с длинными стволами и с накладным казенником — каморой, закрепляющейся железным клином. Устанавливались кулеврины на специальной вертлюге — типа уключины для весла, почти как зенитный пулемет на поворотном лафете. Но заряжались не намного быстрее, чем бомбарды, только что поменьше людей требовали. Били… ну, метров на семьсот. Могли и дальше пальнуть, да рискованное это дело — запросто могло зарядную камору разорвать порохом.
На корме «Тимбана» катапульта с баллистой — в два раза дальше стреляли, с железными-то пружинами. Правда, заряжать их еще хуже, да и пружины ржавели, ломались. В общем, куда ни кинь — везде клин. Потому абордаж — лучшее решение боя! Сотни две головорезов, с саблями, стрелами, копьями.
Олега Иваныча окатила особенно наглая волна. Тряхнув головой, он выплюнул воду, глянул вперед… Что за шайтан с тремя ифритами?!
Впереди, прямо по курсу «Тимбана» — паруса! Красные, с золотыми крестами! Венецианские галеры!
Засвистели в дудки комиты, подгоняя гребцов. Забегали по куршее надсмотрщики. Выскочил из каюты обкуренный Селим-бей. Ва, Алла! Откуда здесь венецианцы?! Их тут быть не может! Что им тут делать?! До италийских берегов уж слишком далеко, а прибыли здесь никакой… Одна, две, три… Ва, Алла! Двадцать!
