Кто повесть о Тристане разгадал.
ГЛАВА 22
«… Не убить бессмертную любовь» Пусть разлучили нас с тобою вновь,
Но не убить бессмертную любовь.
В октябре Доктор Карфэкс возвращался с выездной сессии суда присяжных в Бодмине. Его попутчиком был мистер Макфейл, и надо сказать, что доктор оказался не особенно общительным спутником. Таможенник решил, что это начинает сказываться возраст. Если же вспомнить, как раздраженно он давал показания, когда слушалось дело молодого иностранного моряка Амиота Тристана, то можно было предположить, что у Карфэкса портится и характер тоже. Доктор, похоже, принял как личное оскорбление тот факт, что шкипер «Жоли бриз» скончался и он вынужден был засвидетельствовать причину смерти — кровоизлияние в мозг, вызванное падением с лестницы. Правда, подписав свидетельство о смерти, доктор лишь исполнил свой долг, так же как он, Макфейл, неохотно исполнил свой — как свидетель драки на лестнице конторы; но все это, начиная с момента вскрытия почти три месяца тому назад и до предварительного слушания, на котором судьи пришли к выводу, что произошло убийство и молодой Тристан должен предстать в качестве обвиняемого на следующей выездной сессии суда присяжных, удивительно состарило доктора Карфэкса.
— Вот что странно, — сказал Макфейл своей жене. — Доктор Карфэкс, который сотни раз видел, как люди преставляются по той или иной причине, причем нередко это были его собственные пациенты, которых он хорошо знал, вдруг делает трагедию из того, что один француз с грязной шхуны получил по заслугам от другого лягушатника, который вдвое меньше его.
Миссис Макфейл, как и подобает женщине, выразила доктору свое сочувствие.
— Если из-за одного его слова молодого человека могут посадить в тюрьму, то тут нечему удивляться, — ответила она. — Да еще такого милого молодого человека и такого вежливого — я знаю, потому что как-то давно покупала у него лук, за четверть цены по сравнению с тем, сколько дерут в городе. И все-таки долг есть долг, как ты сказал, а не то нас всех поубивают прямо в постели.
Ее муж никогда не говорил ничего подобного, но ему вспомнилось это случайное замечание жены, когда один из судей после предварительного слушания сказал: «Мы не можем позволить иностранцам безнаказанно вести себя в наших респектабельных городах так, как будто они у себя, на своих глухих улицах. Всему есть предел!»
И предел был положен делом Амиота Тристана: он просидел в заточении десять недель — срок, по-видимому, достаточный, чтобы серьезно поразмыслить над последствиями совершенного им в гневе убийства своего соотечественника. Добрые люди Троя, внимание которых на какое-то время привлекла эта драка моряков, в результате которой один из драчунов погиб, были склонны согласиться с официальным мнением.
— Они должны его примерно наказать, вот что я скажу, чтобы другим неповадно было.
— Нужно отослать его туда, откуда он родом. Нам ни к чему, чтобы такие, как он, разгуливали под нашими окнами. Так недолго и до поножовщины.
— Этот парень — настоящий язычник: прятался в лесу и питался одними ягодами. Хорошо, что его посадили под замок.
К чести полицейского инспектора и его молодого помощника, никто в городе не узнал о трудно объяснимом присутствии в лесу Лантиэна хозяйки «Розы и якоря» в то самое утро, когда арестовали Амиота Тристана. Предположили, что миссис Льюворн и ее служанка Дебора Бранжьен рано встали, чтобы отправиться в лес за черникой или грибами, и их внимание привлек крик ребенка в лесу. То, что они столкнулись с беглецом, который нес ребенка в Лантиэн, было чистым совпадением.
Одно было несомненно, и это неохотно признавали суровые сторонники порядка в Трое, которые были за то, чтобы отправить преступника на остров Дьявола: молодой моряк не пытался избежать ареста. Доставив ребенка домой, к родителям, он сам отдал себя в руки правосудия. На этом смягчающем обстоятельстве особенно яростно настаивал фермер Бозанко из Лантиэна, и это спасло Амиота Тристана на выездной сессии суда присяжных в Бодмине.
— Итак, доктор, — сказал мистер Макфейл, нарушив молчание, которое грозило затянуться на весь путь от Бодмина до Троя, — все хорошо, что хорошо кончается, и я полагаю, что вы, так же как и я, рады видеть этого молодого парня на свободе и сознавать, что ему не придется отбывать длительное тюремное заключение.
Доктор Карфэкс хмыкнул в ответ, потом хлестнул Кассандру, понуждая ее ехать побыстрее: на большой дороге уже не было тех трудностей, которые он испытывал, управляя Кассандрой на узких городских улицах.
— Я воздерживаюсь от высказываний на какую-либо тему, если не уверен в фактах, — ответил он наконец, ибо откуда нам знать, что все закончилось хорошо. Несомненно, молодой Тристан освобожден из-под стражи, но его обязали не нарушать общественного порядка, и пока мы не увидим, как он будет вести себя после этого, мы не можем сказать наверняка, что все хорошо.
— О, да будет вам, доктор! — возразил таможенник. — Вряд ли он еще раз будет причиной смерти другого человека. Парень получил хороший урок. Вы слышали, что сказал мистер Бозанко? Он поручился за молодого Тристана.
В ответ хозяин двуколки издал уклончивое «хм», а спустя пару минут последовало столь малоприятное замечание, что мистер Макфейл изумился.
— Было бы лучше для Амиота Тристана и всех, кто имеет к этому отношение, — заявил доктор Карфэкс, — если бы его выслали. — И словно для того, чтобы подчеркнуть эту мысль демонстрацией силы, он щелкнул хлыстом, и Кассандра, взбрыкнув, пустилась галопом. Мистер Макфейл, которого сильно тряхнуло, вынужден был одной рукой ухватиться за шляпу, чтобы не слетела, а другой — за поручни двуколки.
— Вы хотите сказать, что у него преступные наклонности? — спросил он, когда отдышался и снова обрел дар речи.
— Нет, не хочу, — отрезал доктор.
— Что же тогда?
— Тут не может быть никаких «что же тогда». Молодому человеку было бы лучше в родной стране, где он мог бы жениться на ком-нибудь из своих и прочно там обосноваться, вместо того чтобы злоупотреблять добротой мистера и миссис Бозанко. А они еще об этом пожалеют.
«Вот до какой степени можно ошибиться в характере человека», — сказал мистер Макфейл своей жене в тот вечер. Ведь доктор Карфэкс, который так пекся о судьбе заключенного, словно этот молодой человек приходился ему родным племянником, отворачивается от него, как только того оправдали, и заявляет, что этого парня нужно выслать из страны.
«У этого старого черта просто каменное сердце, — заявил таможенник, попивая горячий грог: возле Замка Дор, на холме, дул резкий ветер, и поездка в двуколке далась мистеру Макфейлу очень нелегко. — Моя дорогая, если ты или я заболеем зимой, я за то, чтобы вызвать этого нового молодого доктора из Сент-Блейзи. Говорят, он кроткий как овечка и никогда не препирается с пациентами».
