– Най-най-на-на-най… Саня, дела потом, – махнул он рукой. –Вези меня смотреть сына! Для мужчины сын – первое дело, клянусь Аллахом!
Космос, как всегда, слова в простоте сказать не мог:
– В семье самурая дочь – кошмар, а сын – праздник, – оченьмногозначительно шевеля губами, вымолвил он. И глаза его округлились.
– Одно смущает, в понедельник родился… – посетовал Саша, начьем лице продолжала блуждать счастливая улыбка.
– А кто тебе сказал, что понедельник плохая примета? Впонедельник – это очень хорошо; понедельник – так наш город называется,Душанбе! – уверенно успокоил его Фара.
– Володя, – наклонился Саша к водителю, – едем в роддом. Ноне забыл и о делах: – Космос, пошли людей в офис, скажи, чтоб прибрали все, – иопять вернулся к главной, самой важной теме: – Фарик, я не верю! Йо-хо-хо!
* * * * *
Под дикарский вопль счастливого отца на бутырском крыльцепоявилась мрачная троица в лице Бека, Левы и Каверина. Каверин как вкопанныйостановился на верхних ступеньках и наблюдал за всей этой веселой вакханалией –его враг опять был на коне.
– Ну, что встал? Поехали, – прервал его размышления Бек,которого сейчас волновало только одно – как бы скорее пожрать Ну никак не могон не есть больше трех часов подряд, даже ночью.
– Ты знаешь, Бек, – многозначительно ответил ему Каверин,усаживаясь в машину, – мы сегодня здесь не зря ночевали. Я чурбана-то этоговспомнил…
* * * * *
Саша торопил водителя, приказав ехать через центр. Филсоветовал рвануть на МКАД, но Саше казалось, что это то же самое, что ехать,например, в Петербург через Калининград. Поэтому поехали прямо по Лесной – кБелорусскому.
И все вроде бы шло ничего. Только уже посредине БольшойГрузинской, перед огромным сталинским домом с высоченной аркой, наперерез имвыскочил спецназовец в пятнистой форме, закамуфлированной каске и… опять сдесантным автоматом наперевес. Как они надоели! Все одно и то же, словно по дурномукругу!
– Чего ты машешь, еханый ты бабай! Я все равно проеду! Я ксыну еду! – психанул Саня. – Давай, Володь, поворачивай. Дворами поедем.
– Стоять! – заорал спецназовец, опускаясь на одно колено исовершенно определенно наводя автомат на Белова.
– Э-э, смотри, да он же запросто стрельнет! – глаза Космосавыражали неподдельное изумление и вместе с тем абсолютную уверенность всобственных словах.
– Ладно, ладно, – пробормотал Володя, потихоньку сдаваяназад.
Удрученно вступил в обсуждение и Фил:
– Говорил я тебе, Белый, что не надо через центр ехать.
И зря он это сделал – Белый был сейчас, как сухой порох:только спичку поднеси.
– Ты мне будешь указывать, что мне делать! – заорал он ужена Фила, вымещая на нем свои злобу и бессилие.
Из арки тем временем медленно выезжал армейский «уазик», аза ним – огромный «Урал». В таких обычно перевозят солдатиков. Именно этуколонну, видимо, и ждали спецназовцы, чтоб пропустить ее вперед всех.
Грузовик свернул направо и приостановился перед светофором.
– Пацаны, ни хера себе, глянь, глянь! – ахнул Фил.
Глаза его будто бы остекленели. Из-под брезента, которым былнакрыт какой-то бесформенный груз, свешивалась окровавленная рука человека. Втом, что он был мертв, сомнений не было. Как и не было их в том, что весь кузов«Урала» забит человеческими телами, то есть, если быть точным до конца,трупами.
– Сань, чего это, а? – изумленно спросил Космос.
– Это те, кому не повезло этой ночью, – ответил Саша. Идобавил, имея в виду не только судьбу этих несчастных, но и многое, многоедругое: – Не дай бог…
* * * * *
– Дороги перекрыты, но мы прорвались! – наскоро поцеловавтетку и оставив ей охапку роз, Саша рванулся в палату к Оле. И, страшновымолвить, к сыну.
Оля сидела на кровати. Она нежно улыбалась мужу, а в руках унее был аккуратный кулечек. Кулечек сладко посапывал и таращил светлыеглазенки. Сын. Ванька! У Саши перехватило дыхание. Легонько коснувшись губамиОлиных губ, он осторожно взял сына. Руки моментально стали деревянными. Глядя намаленькое смешное личико, он тихо сказал Оле:
– А я думал, они лысыми родятся…
– Вот так, голову держи… – Оля поправила его руку, чтобы таподдерживала голову младенца. А Саша всматривался в крошечное существо и все немог поверить. Неужели вот так, вдруг, еще вчера его не было, а сегодня уженастоящий человечек: реснички, белесые бровки.
– Оля, а он на тебя похож, – восторженно прошептал Саша. Онбоялся говорить громко, хотя Ванька не спал, а вовсю таращился на папу. –Настоящий человеческий детеныш.
– Я уже не могу без него… – Оля погладила мужа по плечу,глядя на сына. Глаза ее наполнились слезами.
– Я люблю тебя, моя хорошая, не плачь, не плачь, ну…
– Ты где был? Я так тебя ждала… – слезинка скатилась пощеке.
– Зайка, верь мне. Я не могу тебе сказать, где, но я не могвыбраться… Правда… – Руки совсем онемели, ему хотелось обнять Олю. – У, коленидрожат… Страшно, оказывается, детей-то иметь… Кать, возьми, а? – Он осторожнопередал Ваньку Катерине и наконец обнял жену.
– Что, Иван Александрович, напугал отца? – Катя умело взялакулечек и вышла из палаты на цыпочках.
* * * * *
В маленьком коридорчике, который отделяло от палаты стекло,стояли и смотрели на сцену встречи супругов Елизавета Павловна и ТатьянаНиколаевна.
– Учтите сразу: воспитание я возьму в свои руки. Хватитодного бандита в семье. – Елизавета Павловна строго, поджимая губы, посмотрелана Сашину маму.
– Не смейте моего сына оскорблять! – тихо, но твердовступилась за сына Татьяна Николаевна. И добавила укоризненно: – Что ж вы зачеловек такой? У вас правнук родился…
Они не входили в палату, через стекло умильно и ревниворазглядывая, как Катя забирает ребенка у Саши.
– Оленька! Тебе не пора кормить? – вздорная старушка все жерешила показать, кто здесь главный.
– Она уже кормила, – успокоила ее Катя, закрывая за собойдверь. – Девочки, – примирительно сказала она, – пойдемте пить чай. Пусть онитут полюбезничают, – она оглянулась на шепчущихся супругов…
* * * * *
