Он протянул сигарету Рафику, тот отпрянул в дальний конец загона, хотя размером он был не больше телефонной будки, и окинул мучителя усталым взглядом.
— Это «Мальборо», — сказал аль-Калли.
До войны в Ираке это была самая популярная марка сигарет. Чтобы доказать, что она не отравлена, аль-Калли затянулся сам, выпустил струю ароматного дыма. Затем снова протянул сигарету, и Рафик, просунув дрожащую руку между прутьями решетки, взял ее.
Аль-Калли позволил ему насладиться моментом, а заодно услышать обитателей этого жутковатого места, они зашевелились, зашуршали в своих клетках. Начали просыпаться. Верхний свет был непривычно ярок в этот поздний час, к тому же многие создания были весьма чувствительны и наверняка учуяли запах сигаретного дыма. Они сразу улавливают появление чего-то нового, они любопытны. Из одной клетки раздался хриплый визг.
Рафик испуганно взглянул в том направлении, он, несомненно, гадал, что за животное могло издавать такие звуки. Гиена? Шакал? Койот?.. Аль-Калли дал ему время перебрать в уме все эти версии, заранее зная, что любая будет ошибочна.
— А теперь, — тихо сказал аль-Калли по-арабски, — мы должны прояснить несколько моментов.
Рафик глубоко затянулся сигаретой, потом снова поднес ее к разбитым губам и не сказал ни слова.
— Насколько я помню, вас было четверо.
Рафик уже слышал все это прежде.
— С тремя из вас я уже успел познакомиться лично.
Рафик знал, что последует дальше. С того момента, как его похитили в Бейруте, вся жизнь превратилась в сплошную муку.
— Но я хочу познакомиться со всеми.
— Ты хочешь, — сказал Рафик, опустив руку с сигаретой, — убить всех нас.
— Совсем не обязательно, — ответил аль-Калли. — Мне вовсе не чуждо милосердие. — Того рода милосердие, подумал он, что проявил в свое время отравитель к его семье. — У тебя есть жена? Дети?..
Он видел: Рафик колеблется, не знает, как ответить.
— Просто скажи мне правду, вот и все.
Рафик в конце концов кивнул: да, у него есть жена и дети.
— Уверен, ты хочешь увидеть их снова.
Рафик был уверен в обратном — он никогда уже их не увидит. Однако вопреки всему в груди затеплился слабый огонек надежды.
— Я могу отправить тебя к ним. Или, напротив, привезти их сюда. В эту страну.
Аль-Калли недоумевал: зверь, спавший в своей пещере, до сих пор не появился. Он уже начал беспокоиться — возможно, состояние его серьезно ухудшилось.
— Что я должен для этого сделать? — спросил Рафик.
«Ага, наконец-то!» — подумал аль-Калли, хотя и не был уверен, что на этом этапе игры следовало пробуждать у заключенного надежды — человек этот должен понимать, что судьба его предопределена. Но человеческая душа — штука странная, удивительная, даже перед лицом очевидного и неизбежного всегда надеется на лучшее.
— Да немного, — ответил аль-Калли. — Я ведь знаю, именно Саддам отдал приказ уничтожить моих близких.
Сам Рафик этого никогда не говорил — такова была власть Саддама, ныне беззубого льва, которому уже не суждено вырваться на свободу, над всеми его подданными. Но и отрицать этого не стал. Только в сладких мечтах аль-Калли мог представить, что сделал бы с Саддамом, если бы тот попал ему в руки.
— Но мне хотелось бы знать, почему он выбрал именно тебя, ну и сотоварищей, для исполнения столь деликатного задания. Вы что, входили в какое-то элитное подразделение? Или вас специально подбирали?
На самом деле аль-Калли ничуть не интересовали ответы на эти вопросы. Он просто хотел разговорить Рафика. Дать ему, запертому в одной клетке с хищным зверем, время подумать над своей дальнейшей судьбой. Пусть себе думает, что у него еще есть выход.
— Мы вместе тренировались, — сказал Рафик.
— Где?
Рафик пожал плечами. Глаза заплыли от синяков и ссадин, нос слегка свернут на сторону, очевидно сломан.
— В Багдаде.
— Тогда, должно быть, вы сдружились. Вместе тренировались, вместе пользовались всеми особыми привилегиями, какие мог дать только Саддам.
Аль-Калли улыбнулся с заговорщицким видом, и на миг Рафику показалось, что улыбка эта была отражением его собственной. Аль-Калли был просто в восторге.
— Все остальные, — сказал он, — были родом из Тикрита. Ты тоже?
— Да.
Саддам всегда полагался на своих сородичей суннитов для выполнения его самых важных заданий.
— Ну а мужчина с усами, — начал аль-Калли, — он что, тоже из Тикрита?
Рафик тотчас умолк.
— Который подал суп моей жене, — подсказал аль-Калли, хотя не сомневался, пленный прекрасно понял, о ком идет речь.
— Я его не знаю.
«Ну вот, с чего начали, туда же и пришли», — с отвращением подумал аль-Калли, не пытаясь скрыть разочарования. Он обернулся к Якобу, тот стоял чуть поодаль, скрестив руки, и жестом указал на ведро из-под краски, стоящее у загона.
Якоб снял с ведра крышку, подошел к изгороди и выплеснул содержимое на Рафика, обдав его с головы до пят.
На секунду показалось, это красная краска, но у нее был характерный запах — запах свежей крови.
Рафик выронил сигарету и уставился на свою пропитанную кровью робу.
Из соседней клетки снова донесся визг и тут же перешел в яростный лай. Из дальней клетки донеслось низкое глухое рычание. Огромная птица, примостившаяся на жердочке наверху, пронзительно заверещала.
Рафик едва не оглох от этой какофонии. Вытаращив глаза, он разглядывал окровавленную одежду.
— Мужчина с усами, — многозначительно произнес аль-Калли, подчеркивая каждое слово.
— Я уже сказал: не знаю его!
Аль-Калли надавил на кнопку пульта дистанционного управления. Внутренняя дверца распахнулась. Теперь Рафик был в полной власти того, кто притаился в глубине норы.
И он понял это.
— Имя! — требовательно произнес аль-Калли.
Рафик завертел головой, оглядывая помещение. Маленький заболоченный пруд, низенькие деревца, мелкий кустарник… сломанные кости, покрытые пылью. Кто же здесь обитает?
— Могу снова закрыть внутреннюю дверцу. Так же легко, как открыл, — сказал аль-Калли.
Рафик судорожно пытался сообразить. Лев? Может, тигр? Он видел вход в темный грот, выложенный из камня и возвышающийся на несколько футов от утоптанной земли.
— Имя! Мне нужно имя.
«Ну а какой от этого вред?» — подумал Рафик. Он назовет ему имя — да любое, в конце-то концов! — и тогда можно получить передышку, выиграть время. А если аль-Калли догадается, что это ложь? Что, если он, хитрый и умный мерзавец, уже знает имя или же у него есть свои предположения на этот счет и он только и ждет, чтобы он, Рафик, их подтвердил.