Дело в том, что Владимир уже составил отчет для ГРУ, где сообщил, что караван оторвался от засады и уходит дальше в горы. Новость о существовании аула, куда нужно доставить груз, теперь перечеркивала все предыдущие действия Шатуна как отдельного агента (ограбление инкассаторского броневика, пытки на вилле Муллы, путешествие через моря и горы) и работу всего Управления военной разведки. Если только пусковые установки «град-П» попадут в руки сепаратистов, то будет уже не до подковерных шпионских игр. Придется вводить в республику дополнительные войска и устраивать одну большую зачистку. А это международный скандал для президента и правительства и военный суд для старшего брата, который занимался поиском этих самых ракетных установок…
Панчук не смог придумать ничего умнее, как попытаться выбраться из палатки и извлечь контейнер. Трое наемников удивленно уставились на него, и если Милевский с Качмалой хранили молчание, то монотонно жующий холодную говядину прямо с ножа Патник О’Найл не удержался от реплики:
– Куда торопишься? – с набитым ртом поинтересовался ирландец. – Что-то потерял?
– Не твое дело, – окрысился Шатун, пробираясь к выходу.
– Почему же, – недобро усмехнулся рыжий, – может, то, что ты потерял, я как раз нашел.
Владимир замер на месте, гневно уставившись на наемника. Тот, как будто не замечая неприкрытой угрозы со стороны легионера, отложил в сторону раскрытую банку с консервированным мясом, не спеша вытер сальные пальцы о маскировочную куртку и демонстративно достал из нагрудного кармана вороненый предмет конусной формы. Панчуку было достаточно одного беглого взгляда, чтобы узнать информационный шпионский контейнер активного действия «сирень-7». В пересохшем горле нестерпимо запершило, сердце учащенно забилось. В это мгновение он подумал о бесшумном пистолете, спрятанном под одеждой, но тут же отбросил эту мысль. Патрик левой рукой уверенно держал контейнер на весу, в то же время его правая рука не менее уверенно сжимала «стечкин», длинный ствол которого пялился Шатуну в лицо…
Поселок нефтяников раскинулся в десяти километрах от Грозного. При Советском Союзе это был зажиточный населенный пункт, здесь жили уважаемые на всю республику люди: проходчики, бурильщики, буровые мастера и инженеры, одним словом, нефтяники. Работали они в Чечне и на Каспии, а то летали бурить скважины, строить вышки и насосные станции в Тюмени, Саматлоре и других нефтеносных районах огромной страны.
С развалом СССР и последующим внутренним беспределом многие жители вместе с семьями покинули республику. Специалисты такого класса нужны повсюду, и в поселке остались лишь старики, старухи да инвалиды, которым некуда было податься.
Дважды через этот поселок прокатилась война, уничтожив часть домов и жителей, но все-таки жизнь здесь не остановилась, а со временем даже стала налаживаться.
Бывший начальник разведки одного из ичкерийских фронтов Равшан Хашиев по давней привычке, выработанной годами, просыпался еще засветло. Бывший бурильщик, взлетевший в республиканские выси и на волне профсоюзной активности ставший довольно видным функционером, объявление о независимости Ичкерии воспринял всем сердцем, неожиданно для себя ощутив, как в жилах закипает кровь при воспоминании о подвигах предков, бесстрашных и лихих абреков. Забросив свои обязанности, Равшан взялся за оружие, воевал сперва за абхазов против грузин, потом против своих, которые захотели свергнуть Большого Джо, и, наконец, против федералов, когда началась чеченская война.
В первую чеченскую войну ему везло, десятки рейдов, десятки диверсий и ни одной царапины. Казалось, так будет всегда, но судьба – дама непредсказуемая.
Первое и единственное ранение Хашиев получил во время вторжения в Дагестан. Осколок минометной мины раздробил кость чуть ниже колена, его увезли в госпиталь в Грозный, позже, когда к столице стали приближаться федеральные войска, вывезли в горы.
Лечили долго, но все без толку, кость, конечно, срослась, но образовался свищ. И днем и ночью из раны сочился зловонный гной. Боец из Равшана был никакой, он просто волочился за отрядом, опираясь на самодельный костыль. После одного из таких переходов началась гангрена, отрядный врач развел руками, спасти его могли только в настоящей больнице.
Пришлось спускаться с гор и сдаваться на милость федералов. Ногу ампутировали в военном госпитале, там же и лечили до полного выздоровления.
Потом Равшан узнал, что судить его не будут, так как он сдался во время объявленной амнистии. Друзья, которые сдались еще раньше и перешли на сторону новой чеченской власти, помогли бывшему моджахеду с протезом, после чего тот вернулся к своей семье в поселок нефтяников.
Жить как-то было нужно, и бывший нефтяной профсоюзный деятель и отважный разведчик переучился на сапожника. Необходимая профессия в селе, где старую обувку легче чинить с десяток раз, чем купить новую…
Каждое утро, позавтракав козьим молоком и свежеиспеченной лепешкой, Равшан Хашиев отправлялся в свою мастерскую – деревянную будку, обитую снаружи рубероидом, с низким запыленным окошком.
В этот день все было как обычно, сельский сапожник, выйдя со двора, опираясь на трость, не спеша заковылял в сторону площади. Настроение у Равшана было приподнятое, он то и дело поднимал голову и поглядывал на сверкающий диск солнца. Погода в этом году выдалась просто бархатная, а значит, и урожай будет хороший…
Неожиданно чуткий слух бывшего разведчика уловил далекий рокот множества моторов. Он сразу сообразил, что так работают армейские «ГАЗ-66», и это его удивило.
«Странно, – подумал Хашиев, – военная колонна. Что им здесь делать?»
Поселок находился слишком близко от Грозного, и населял его настолько небоеспособный люд, что сюда даже милиция редко заезжала, а военные и вовсе не появлялись. И вдруг целая колонна…
Шум автомобильных двигателей заметно нарастал, и вот уже из-за поворота вынырнул один плоскомордый «газон», потом другой, третий… Автомобили, проезжая мимо сапожника, обдавали его дорожной сухой пылью. Наконец вся колонна вытянулась на площади и замерла, из кузовов посыпались вооруженные люди…
Это не были солдаты федеральных войск, это были моджахеды. И не только моджахеды, опытный глаз разведчика моментально обнаружил вооруженных женщин, носящих на своем теле грубо сшитые брезентовые набрюшники. Что в них хранилось – Хашиеву объяснять не надо было, он все прекрасно и сам понимал…
– Аллах всемогущ, Равшан, – неожиданно услышал сапожник. Повернувшись на звук голоса, он увидел толстого араба, который с широкой улыбкой на обросшем лице направлялся к нему.
С Али они были знакомы еще с первой чеченской кампании, вместе участвовали в нескольких операциях, и даже ногу ему лечил арабский врач, какой-то родственник Али…
Двое мужчин крепко обнялись, и араб с показным сочувствием произнес:
– Слышал о твоем горе. Чем теперь занимаешься?
– Чем может заниматься одноногий? – грустно улыбнулся Равшан и постучал по пластику протеза. – Выучился на сапожника.
