в отличие от более просвещенных знатоков дзэн-буддизма, не столь ясна; быть может, он и хотел с помощью бусидо научиться управлять самим собой, но похоже, что бусидо одержало верх над ним. Мусаси демонстрирует нам воинственный дух, не покоряющийся ни дзэнскому пробуждению, ни общественной морали, но подчиненный только одной цели – доведению до совершенства искусства как такового, высшая цель которого – победа в поединке. Едва ли при этом покажется удивительным, что стратегия Мусаси по своей беспощадности превосходит методы других, при этом в своем понимании буддизма он, безусловно, уступает им. Однако его преданность идее, дисциплина и даже список одержанных побед сами по себе достойны восхищения.
Ни один из этих подходов не может претендовать на отражение всей полноты японской культуры и психологии в той степени, в какой они проявляются в сферах, где на них в течение столетий оказывали влияние дзэн-буддизм и воинственность. Все они присутствуют в различных пропорциях, соединяясь подчас в каком-то одном индивиде. Смущение и непонимание зачастую проистекают оттого, что различные аспекты дзэн-буддизма и боевых искусств в разной степени их соединения не находят должного различения.
В каждом из многих аспектов японской культуры есть внутреннее (ура) и внешнее (омотэ). При любых контактах, как политических, так и общественных и коммерческих, одинаково важно учитывать как сущностные, так и внешние моменты. Любое наиболее доступное поверхностному взгляду направление японской культуры, будь то дзэн, боевые искусства или что-либо еще, почти наверняка будет отмечено налетом коммерциализации и/или политизации и вовсе не обязательно будет самой тонкой и аутентичной его формой. По внешнему проявлению нельзя делать окончательных выводов о внутреннем содержании, хотя с такими «фасадами» суждено сталкиваться каждому, кто в той или иной степени имеет отношение к Японии и ее культуре. Являясь своеобразной формой стратегического маневра, коммерциализированные и политизированные внешние формы культуры относятся к тому типу поведения, в основе которого лежит «искусство хитрости» и у истоков которого стояли мастера японских боевых искусств.
Подмена аутентичных сведений и критического анализа излишними обобщениями и клише сама по себе есть один из методов «искусства войны». И использование ее с целью сталкивания друг с другом различных народов и культур тоже есть искусство войны, скрывающее противостояние совсем другого рода. Только опираясь на безличностное и беспристрастное понимание, которое и проповедовал изначальный буддизм – учение в высшей степени внекультурное и вненациональное? – а никак не на поверхностное «национальное», путающее явленное с сокрытым, можно увидеть и постичь единственное фундаментальное противостояние между теми, кто эксплуатирует человеческое невежество, и теми, кто стремится к знанию.
Тайсо Ёситоси. Самурай, выбегающий вперед. 1869
