как известно, дура. Даже у самых опытных стрелков она, случается, летит совсем не туда, куда ее послали. Бывают случаи, когда рукопашная схватка надежнее. Сейчас как раз и был этот самый случай. Нужно было лишь на какое-то мгновение отвлечь похитителей, и тогда…
Отвлек похитителей Соловей.
– Ап! – неожиданно крикнул он и стремительно прыгнул в сторону.
В это время четверо спецназовцев, будто невиданные фантастические звери, выскочили из засады. Миг – и все шестеро похитителей оказались распластанными на земле.
– Ну да, охранники, – подтвердил всеобщую догадку Дубко. – Все в униформе…
Терко осмотрел одного из похитителей и нашел у него нож. Этим ножом он разрезал веревку на руках профессора, затем отодрал от его рта липкую ленту.
– Говорил же я вам, чтобы вы держались ко мне поближе! – укоризненно сказал он, обращаясь к профессору. – Как малое дите, честное слово! А если бы мы не успели? Что тогда?
– Благодарю вас всех, друзья, – сказал на это Илья Евстигнеевич. – Я уж подумал, что тут мне и конец…
– Взять все оружие! – дал команду Богданов. – Не оставлять ничего! И мигом отсюда! Геннадий – впереди, остальные – за ним. Дубко, ты прикрываешь! Еще где-то должен быть Федор…
– Не где-то, а здесь, – ответил из полутьмы Соловей. – Вот он, я. Вижу, управились и без меня. Профессор-то – живой.
– Живой, только слегка помятый, – ответил вместо профессора Терко. – Ну ничего. Теперь мы с вами, уважаемый Илья Евстигнеевич, будем передвигаться в обнимку. До самого возвращения домой – хотите вы того или не хотите.
– Иконы не растеряли? – спросил Богданов. – Тогда вперед!
* * *
Все захваченное оружие, а заодно и рабочие спецовки спецназовцы выбросили в реку.
– Теперь мы опять – обычные мирные матросы с советского корабля, – сказал Богданов. – Прошу вести себя соответственно.
– Значит, мы возвращаемся на корабль? – спросил профессор.
– Если бы, – вздохнул Богданов. – Не все так просто, уважаемый Илья Евстигнеевич. С нами – иконы. Как мы их пронесем на корабль? У трапа – немецкие пограничники. Уж нас-то они обыщут с особой старательностью. Потому что мы – из Советского Союза. Нет, на корабль нам возвращаться рано.
– А если не на корабль, то куда? – спросил Дубко.
– Наша славная разведка дала мне один адресок, – сказал Богданов. – И даже ключик от этого адреска. Это конспиративная квартира. Затаимся на время там и не спеша поразмыслим, как же нам доставить иконы на корабль. Время у нас пока есть. Корабль уходить лишь завтра.
Конспиративная квартира находилась в обычном многоэтажном жилом доме на пятом этаже.
– Не очень-то удобное расположение, – заметил Рябов. – Народищу здесь, должно быть, уйма. Это ночью безлюдно, а уж днем-то… Любого, кто придет в квартиру, заметят и просветят рентгеном.
– Как раз наоборот, – не согласился Богданов. – Разведка мне сообщила, что это доходный дом. Здесь все квартиры сдаются внаем, поэтому жильцы меняются очень часто. Не успеешь запомнить кого-то одного, как на его место заселяется кто-то другой и третий. Замучишься запоминать, даже если и захочешь. Так что место для тайных встреч самое подходящее.
Квартира была как квартира – о двух комнатах, со стандартной мебелью и с холодильником.
– Ба! – сказал Терко, заглянув в холодильник. – Еда! Она хоть и немецкая, но все же… С утра ничего не емши и не пимши… Одни только нервные расстройства. Командир, нам можно прикоснуться к этому буржуйскому изобилию?
– Можно, – сказал Богданов. – Давайте поедим и примемся думать.
– Подумать только – конспиративная квартира! – Илья Евстигнеевич всплеснул руками. Похоже было, он уже напрочь успел позабыть о своих недавних злоключениях. – Самая настоящая, как в каком-нибудь кино! Когда буду рассказывать, так никто и не поверит!
– А вот рассказывать-то обо всем этом вам как раз и не придется, – улыбнулся Богданов. – На этот счет у нас строго. Никто не должен знать, чем мы занимаемся. Никто и никогда! Когда вернемся домой, с вами, я думаю, на этот счет будет проведена специальная беседа.
– Да-да, я понимаю, – печально согласился профессор.
А спецназовцы принялись думать, как им беспрепятственно доставить иконы на корабль. Первым осенило Степана Терко.
– А о чем тут вообще размышлять, когда и так все ясно? – воскликнул он. – Воспользуемся проверенным методом!
– Это каким же? – не понял Богданов.
– Таким же, каким воспользовался этот черт… как его… да, Кузьмичев! Он ведь, собака, что удумал? Упаковать иконы в асбестовые плиты! Ну, и упаковал, и никто при этом даже помыслить не мог, что внутри плит – иконы. Ну, вспомнили? Значит, и мы сделаем точно так же! Зачем изобретать велосипед, если он давно уже изобретен?
– Да, но… – Богданов выразительно пошевелил пальцами.
– А вы предоставьте это мне, – усмехнулся Терко. – И я обстряпаю все это в самом лучшем виде. Вот как только наступит завтрашний день, так и обстряпаю. Залюбуетесь!
– Ну что? – в задумчивости произнес Дубко. – Идея мне представляется неплохой. Тем более что ничего лучшего мы, пожалуй, и не придумаем. На долгие размышления нет времени, да и вообще…
– Лишь бы наш Степан не переоценил свои возможности! – усмехнулся Рябов. – С ним это иногда бывает. Вот, например, взял да и потерял профессора…
– Художника может обидеть каждый, – сказал на это Терко. – А что касаемо профессора, так это он сам потерялся. Вследствие своей профессорской рассеянности.
Глава 19
На следующее утро Степан Терко развил кипучую деятельность. У спецназовцев оставалось еще немного денег, и на эти деньги Терко велел купить асбеста, немного гвоздей, а также струганые деревянные плашки.
– Геннадий и Федор, – распорядился Богданов.
– Да где же мы все это купим? – в отчаянье воскликнул Рябов. – Ведь чужой же город! Черт его разберет, где здесь все это добро продается!
– А где хотите, там и ищите, – сказал на это Терко. – Хотя оно, конечно… Ладно. Геннадий, от тебя, я вижу, толку немного. Так что я пойду сам. Вместе с Федором – он понимает немецкий язык. Так-то будет лучше.
Отсутствовали Терко и Соловей недолго – каких-то полчаса. И вернулись, нагруженные всякой всячиной.
– Магазин-то – совсем рядом, – сказал Терко. – Сейчас я буду мастерить тайники, а вы все будете моими подмастерьями. Включая командира и профессора. Профессор, вы тут? Не потерялись в очередной раз?
Профессор оказался на месте.
…Степан Терко ни в чем не солгал – он и вправду оказался умельцем. Он мигом смастерил формы, залил их тонким слоем жидкого гипса, дал гипсу высохнуть. Затем, невзирая на отчаянные протесты и мольбы профессора, он все четыре иконы тщательно завернул в холст, уложил в гипсовые формы – по одной иконе в каждую форму – и сверху также залил их тонким слоем гипса. Гипс застывает быстро, поэтому скоро плиты затвердели так, что, казалось, лучше и быть не может.
– А что, неплохие получились тайники! – покрутил головой Дубко. – Что и говорить – голь на выдумки хитра.
– Ничего еще не получилось! – сурово, как и полагается настоящему мастеру, сказал Степан. – Пока это еще самая настоящая халтура, а не тайник. Такой тайник разоблачит даже самый бестолковый таможенник. Точно вам говорю! А вот вы погодите! Дайте мне три часа, и уж тогда-то…
Никому ничего не объясняя, Степан принялся рыться в кухонном шкафу. Там он нашел два столовых ножа, вилку, штопор для открывания бутылок, еще какую-то железяку…
– Оно, конечно, жалкий это инструмент. – Степан сокрушенно повертел головой. – Но ведь другого все равно нет. И искать некогда. Так что – что имеем, тем и воспользуемся. Ничего, все будет хорошо.
– Да ты хоть объясни, что собираешься делать! – сказал Дубко.
– А вот увидите! – загадочно ответил Терко.
И он принялся колдовать над четырьмя гипсовыми плитами. Вскоре плиты одна за другой стали превращаться в самые настоящие произведения искусства: гладкие, с резными узорами, причем на каждой плите был свой собственный узор! Спецназовцы, наблюдая за работой Степана, только диву давались.
– Ты только глянь! – развел руками Дубко. – Да ты, оказывается, умелец! И где ты только всему этому научился?
– Дед у меня резал по камню, – сказал Терко. – Великим мастером был! Все надгробья на десять сел окрест – его работа! Да что там – надгробья! Видели бы вы, какие колонны он вырезал на церквах! А наличники! Талантливым человеком был мой дед. Ну, и меня сызмальства к этому делу приобщал. Учись, говорит, пока я живой, всю жизнь будешь с куском хлеба. Да вот – не сподобилось мне быть камнерезом… Оно, конечно, гипс – не камень, но все-таки… Все равно красота. Разве не так?
– Оно, конечно, так, – задумчиво согласился Дубко. – Да вот только
