едва уловимая улыбка.
— Госпожа Золя? — его голос был низким, грубым, почти вибрирующим, и в нём чувствовалась пугающая сила.
Алевтина дёрнулась, едва не опрокинув на пол чашку с кофе, стоявшую на краю стола. Её руки инстинктивно сжались в кулаки, но она быстро пришла в себя, пытаясь скрыть потрясение.
— Да, это я, — её голос дрогнул, но тут же стал твёрже. — Незачем так пугать! Как вы здесь оказались?
Девушка прищурилась, разглядывая стоящего перед ней мужчину. Его вид казался одновременно опасным и гипнотизирующим. Спешно оглядевшись, Золя быстро оценила обстановку — дверь кабинета была закрыта, никакого традиционного скрипа и стука при её открывании она тоже не слышала. Да и откуда здесь вообще взяться посторонним⁈
— Прошу прощения, — ответил мужчина, совершенно не меняясь в лице. Его взгляд был прямым, холодным и безэмоциональным. — Меня зовут Аластор. Я от Его Светлости Алексея Черногвардейцева. Не найдётся минутка?
Эти слова вызвали в глазах Алевтины мгновенную перемену: из лёгкой растерянности к концентрации. Девушка отложила ручку, пытаясь спрятать за деловым выражением лица проскользнувшую настороженность.
— От… кого? — произнесла она, затаив дыхание. — Да, найдётся.
Алевтина бросила на него новый взгляд — изучающий, более цепкий. Вся её поза стала напряжённой, будто готовилась к чему-то неизвестному, но значимому. Аластор, как будто заметив это, чуть наклонил голову, а в следующую секунду в его руках внезапно появился конверт, который демон после короткой паузы положил перед девушкой на стол.
— Держите. Такого сейчас, кроме вас, ни у кого нет. Советую успеть показать в новостях до вечера, иначе мы найдём другого корреспондента.
— Что здесь⁈ — тут же удивлённо воскликнула девушка, беря в руки конверт. Руки чуть дрогнули, когда она провела кончиками пальцев по бумаге, а голос выдавал взволнованное любопытство. — Диск?
Но говорила Золя уже в пустоту. Мужчина исчез так же внезапно, как и появился, оставив в воздухе лишь лёгкий аромат тлеющего дерева. Кабинет снова наполнился привычным светом, будто ничего не происходило.
Алевтина медленно провела рукой по лбу, откинувшись на спинку кресла, и уставилась на конверт в своей руке. Сердце стучало быстрее, чем ей бы хотелось. Она улыбнулась себе, скользнув взглядом по пустому пространству кабинета, и прошептала:
— Интересно…
* * *
Осеннее утро встретило нас промозглой серостью и пронизывающим октябрьским ветром, который, казалось, вытягивал последние крохи тепла из земли. Небо, затянутое тяжёлыми свинцовыми облаками, нависало глухой пеленой, окрашивая всё вокруг в унылые пепельные тона, безмолвно предвещая неизбежное приближение зимы. Мы покидали Москву, направляясь на юг, и город постепенно растворялся в утреннем тумане, уступая место безмолвным полям и редким лесополосам. Дома и здания отступали, превращаясь в неясные силуэты, пока не исчезли совсем, оставив нас наедине с бескрайним осенним пейзажем.
Автомобиль плавно скользил по дороге, мягко преодолевая неровности, словно плывя по невидимой глади. Салон, обитый дорогой кожей цвета горького шоколада, создавал ощущение уюта и защищённости. Отделка из тёмного полированного дерева, инкрустированная тонкими металлическими вставками, придавала интерьеру благородство и изысканность. Приглушённое освещение от встроенных светодиодных панелей заливало пространство мягким тёплым светом, создавая атмосферу спокойствия и умиротворения.
Толстые тонированные стёкла изолировали нас от внешнего мира, приглушая звуки и укрывая от суровой погоды за окном. Тепло, наполнявшее салон, контрастировало с промозглым холодом на улице, даря приятный уют.
Виктория сидела напротив, почти растворившись в мягком полумраке салона. Свет, пробивающийся через окно, очерчивал её силуэт, выделяя его на фоне холодного и унылого пейзажа за стеклом. Княжна молчала, погружённая в свои мысли, её взгляд был устремлён за окно, где мелькали пейзажи в оттенках коричневого, золотого и тускло-зелёного: пожухлая трава, озябшие деревья с опадающими листьями, серые ленты дорог, протянувшиеся до горизонта, и редкие дорожные указатели, исчезающие в тумане.
Руки Светлицкой покоились на коленях, тонкие пальцы слегка переплетались, создавая впечатление сосредоточенной отрешённости, но не расслабленности. Чёрный плащ, аккуратно облегающий её фигуру, подчёркивал бледность лица и светлый оттенок кожи. Каштановые волосы княжны были убраны в аккуратный пучок на затылке, но несколько тонких прядей выбились и обрамляли её лицо, придавая вид лёгкой небрежности и уязвимости. В полутьме салона её глаза казались глубокими и таинственными, отражая мелькающие за окном пейзажи. Я мельком подумал, что даже сейчас, когда мы остались наедине, она держалась настороженно, словно ожидала чего-то неприятного или, напротив, пыталась скрыть внутреннее беспокойство.
Впрочем, особо сильно переживать о мыслях Виктории мне сейчас было некогда, потому что голова оставалась всё ещё напрочь забита недавними событиями. После того как были подписаны договоры о мирном соглашении между моим родом и Пожарскими, жизнь начала постепенно возвращаться в привычное русло. Казалось бы, это должно принести облегчение, но меня не покидало ощущение, что всё это лишь временная передышка перед новой бурей. Война отступила, но её тени всё ещё скользили по краю сознания.
Тем не менее, мой клан вернул свои земли, и это однозначно повод для триумфа и радости. Темногорск — наша бывшая столица, город с богатой историей и традициями — вновь находился под моей юрисдикцией. Мы направлялись туда, чтобы заново осмотреть свои владения, почувствовать пульс родной земли. Но вместо торжества я ощущал лишь нависающий груз гигантской ответственности и понимание того, что впереди ждёт ещё больше трудностей и испытаний.
Воспоминания о резиденции под Москвой вызывали во мне смешанные чувства — от горечи утраты до твёрдой решимости вернуть былое. Земля возвращена императором, но от самого дворца, некогда там находившегося, осталось и того меньше, чем можно было сейчас найти на Астафьевском. Там не осталось ни фундамента, ни развалин, ни чего другого, что могло напоминать о былом величии нашего рода. Это служит ярким напоминанием о том, с какой жестокостью и беспощадностью обошлись с моими предками наши враги. Впрочем, я в этом плане от их методов ушел не намного дальше и обходился с врагами ровно так же, так что удивляться тут нечему.
Видеть результат этой давно минувшей войны было болезненно — словно рана, которая ещё не успела зажить. Я отчетливо понимал, что восстановление наследия потребует уйму времени и терпения. Придётся многое начинать с нуля, возрождать то, что было утрачено, и придавать этому всему новое значение.
Мысль о том, что моя ответственность перед родом обретает осязаемую форму, отражалась в голове очередной порцией смешанных чувств. С одной стороны, на задворках сознания скрывалось понимание, что я вообще не обязан заботиться о восстановлении какой-либо справедливости и былом величии нашей фамилии. Мог не утруждать себя мыслями о расправе над врагами и попробовать начать другую, простую и лёгкую жизнь. Мог, в конце концов,
