Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
возразил он. – Так вот как-то тошно, не могу передать.
– Сейчас сердечко послушаем! – она стала прикладывать фонендоскоп к его груди. – Так. Дышите. А теперь не дышите. Тоны сердца ясные, ритм хороший… – сняла фонендоскоп с шеи и положила на тумбочку. – А сейчас посмотрим животик…
Она откинула одеяло и стала нежно мять ему живот, начиная от желудка и спускаясь ниже и ниже и спрашивая: «Больно? А здесь больно?» Павел Николаевич отрицательно мычал. Было даже приятно. Он прикрыл глаза и через миг почувствовал какое-то странное движение.
Открыл глаза. Она сидела на краю кровати слева от него, и он увидел, что она перекинула через него свою левую ногу, скинув туфлю. Сквозь белые чулки мелькнули ярко-красные ногти. Короткий халат задрался, и стали видны края чулок, подвязки с бантиками, гладкие бедра – и лоскуток стрингов, туго и выпукло обтягивающий сами знаете что.
Павел Николаевич зажмурился, а когда снова открыл глаза, увидел, что у нее расстегнуты верхние пуговицы халата и грудь в прозрачном бюстгальтере торчит наружу.
– Вы что?! – воскликнул он.
– Больной, лежите спокойно! – нахмурилась она.
– Что?
– Спокойно, больной! Сейчас проверим, что у вас там… – она запустила руку ему в трусы.
Он резко сел, опершись на спинку кровати.
– Вы с ума сошли! Что происходит?
– Больной, не дергайтесь! – засмеялась она. Убрала ногу, снова села на край кровати, всмотрелась в его лицо и спросила: – Я что-то не так делаю?
– Что за бред! Я вызвал частного фельдшера!
– Да, вы вызвали частного фельдшера, – она подмигнула. – Погодите. Вы что, на самом деле… Как вы нас нашли?
– Набрал «частный фельдшер». Мне на самом деле был нужен фельдшер. Частный! То есть платный! А вас что, такая, э-э-э, как бы сказать, услуга?
– А то вы не поняли? Мужчины любят ролевые игры. Медсестра, учительница и все такое. Тут еще одно удобство. Вот этот отель у нас прикормленный, нас тут знают. А то попробуйте вызовите девушку ночью в гостиницу. Особенно со стороны. Охрана сразу остановит. А я иду такая, белый халат, чемоданчик, на груди трубка, «где тут номер восемь – двадцать три, я к больному!» Охранник сам до лифта проводит.
– Простите, что так получилось.
– Да ладно! – она вежливо засмеялась. – Первый раз такой случай. Три года работаю, столько вызовов, и вот первый раз настоящий больной.
– Да не больной я никакой! – возмутился Павел Николаевич. – Космонавт, вы же сами сказали!
– А чего тогда врача вызывали? Ну или фельдшера?
– Какая-то тоска и тревога. Скука и страх.
– Значит, правильно меня вызвали! – сказала она, скинула вторую туфлю и отбросила в сторону; сняла перчатки; совсем расстегнула халат. – Будем лечиться от страха, тоски и скуки. А? – она поиграла плечами и бедрами.
Красивые остроносые туфли в синих бахилах, как в мешочках, смешно лежали на ковре.
– Не надо! – сказал он. – Идите домой. Спасибо.
– Не могу.
Она прошлась по номеру. Остановилась у стола, стала рассматривать корзинку с разными сникерсами и бутылочки с минералкой и пепси.
– Угощайтесь.
– Ой, здесь ценник. Ого! Так дорого… Не надо.
– Берите, не стесняйтесь. Берите и уходите. Больной выздоровел.
– Не могу, я же сказала! Сессия два часа. А прошло десять минут! Если я сейчас закрою заказ, меня спросят, что не так. И вас спросят. Шофер-охранник ждет в машине. Он вам будет звонить – что не так? Может, даже в номер поднимется. Пришлет другую. У нас высший класс. Контроль качества. Разбор претензий.
– Господи!
– Извините, – она села в кресло. – Вы спите, я тихо посижу, а потом уйду. В три. Или около того.
Она улыбнулась. Вытянула ноги. Спрятала грудь и застегнула халат. Зевнула.
– Не бойтесь, я ничего не спи… то есть не украду.
– Давай лучше ты сама поспи. Ничего, что я на «ты»? А в три я тебя разбужу, будильник поставлю. Ложись рядом.
– Не, неудобно. Да и не спится.
– Тогда расскажи что-нибудь.
– Про что?
– Про себя.
– Ой, господи! – она засмеялась совсем искренне. – Сами все можете рассказать. Жила-была девочка. Пионервожатый ее не соблазнял, отчим не насиловал, мать не била. Всё норм. Любовь, забота и никакого разврата. Не поверите, невинность потеряла в восемнадцать лет, после школы. Верите?
– Верю, конечно.
– С женихом, который потом бросил. Училась плохо. Но хотела жить красиво. Очень хотела! Из медучилища выгнали. Химию не сдала. Не осилила. Хотя старалась. Уж как мать рыдала! Репетитора нанимала. Ни в какую. Тупая, наверное. Хотя вроде и не дура. Вот такое горе. Но красивая. Но без толку. Никому не надо.
– Почему? – шепотом изумился Павел Николаевич.
– Ха. Для простых ребят слишком крутая. А для крутых – слишком простая. Я понятно говорю? Ну ладно, ладно, не плачьте. Не переживайте. Все будет хорошо.
– Я не плачу, ты что?
Она встала с кресла, потянулась, снова расстегнула и сбросила халат. Подошла к кровати.
– Давайте я вам что-нибудь сделаю. Пять тысяч все-таки.
– Кстати. Сколько тебе остается? За сессию?
– Три штуки. Норм. Бывает до сотни в месяц. Давайте легкий орал. Можно без резинки. Если вдруг плохо станет, сразу скажите. Врача вызовем, настоящего. Подвиньтесь чуточку. Вот так.
– Ты хорошая, – сказал он.
– Вы тоже… – сказала она.
* * *
Утром ему было, прямо как в рассказе Чехова, «и досадно, и совестно, и приятно».
Досадно потому, что отель, как она сказала, прикормленный. И вдобавок маленький. То есть на рецепции про него уже всё знают, и не станешь ведь объяснять, что он на самом деле вдруг плохо себя почувствовал, испугался, решил позвать врача… Никто не поверит, да и глупо лезть в объяснения. Но противно чувствовать на себе насмешливые взгляды администраторов и охранников.
Совестно потому, что он потом шептал ей разные нелепые слова, типа «всё у тебя будет хорошо, и любовь, и счастье, и удача», и говорил, что поможет устроиться на нормальную работу, и совал ей в сумочку шоколадки, сникерсы, марсы и кит-каты, и предлагал денег, и обнимал, и целовал нежную шею около уха.
А приятно потому, что секс был просто роскошный.
Хотя с легкой горчинкой: ласковый, добрый, умелый, веселый, вроде бы искренний секс, но все-таки – профессиональный. Она не просто любилась, а «доставляла удовольствие мужчине». Это было невероятно хорошо, – но чуточку похоже на то, как будто пьешь дорогое вино и вдруг вспоминаешь о его цене. Или глядишь на картину какого-нибудь там Брейгеля, дети на снегу, и вдруг думаешь – боже, сколько труда стоило выписать все эти фигурки… Он понимал, что это неблагодарные мысли, но не мог от них отвлечься.
Но не это главное.
Главное,
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
