Я замер на месте, беспомощный при виде этого непривычного зрелища.
— Спасибо, Фалько, — тем временем произнесла Елена самым обычным голосом.
Я тоже повесил на лицо обычное выражение, несколько застенчивое и робкое, чтобы соответствовать. Елена Юстина это проигнорировала, как и всегда.
— С днем рождения! — тихо сказала она как раз перед тем, как отвернуться.
Затем в честь моего дня рождения она поцеловала меня в щеку.
Глава 36
Вероятно, она почувствовала, как я дернулся.
— Прости меня! — воскликнула она. Ей следовало резко повернуться и уйти. Мы могли бы на этом закончить, на самом деле меня бы это не беспокоило. Ее жест был вполне приличным.
Проклятая женщина не знала, что делать.
— Мне очень жаль…
— Никогда не извиняйся! — я услышал, как проскрипел мой голос. После смерти Сосии я ушел в себя. Я больше не мог иметь дел с женщинами. — Ничего нового, госпожа. Богатая грудинка ищет густого соуса. Гладиаторы сталкиваются с этим постоянно. Если бы я хотел этого, то ты бы давно об этом узнала!
Ей следовало сразу же уйти в номер. Но она просто стояла на одном месте и выглядела обеспокоенной.
— О, ради всего святого! — раздраженно воскликнул я. — Прекрати на меня так смотреть.
Ее большие усталые несчастные глаза напоминали озера. На протяжении двух часов я думал, что почувствую, если ее поцелую. Поэтому я ее поцеловал. Раздраженный, озлобленный, выведенный из себя, я шагнул к дверному проему, потом сжал ее локтями, а ладонями взялся за ее бледное, как кость, лицо. Все закончилось довольно быстро, удовольствия не было. Вероятно, это оказалось самым пустым жестом в моей жизни.
Она вырвалась. Она дрожала от холода в саду. Все лицо у нее было холодное, а ресницы влажные от слез. Я поцеловал ее, и тем не менее, все равно не понял, каково это. Я знаю мужчин, которые скажут вам, что с женщинами следует общаться грубо, потому что так хотят женщины. Эти мужчины глупцы. Елена Юстина заметно смутилась. Если быть полностью честным, то я и тоже был смущен.
Елена могла бы справиться с ситуацией, но я не дал ей времени — я резко развернулся и ушел.
* * *
Я вернулся. За кого вы меня принимаете? Прошел по темному коридору украдкой как слуга с посланием, которое он забыл передать раньше. Я постучал ей в дверь особым стуком — три раза подряд, быстро, костяшками пальцев. Мы никогда об этом не договаривались специально, так получилось само собой. Обычно она сразу же подходила к двери и впускала меня.
Я снова постучал. Я попробовал дверь, зная, что она не поддастся (я сам показывал Елене, как запирать дверь на палку, если останавливаемся в гостинице). Я прижался лбом к дереву и тихо произнес ее полное имя. Она не желала отвечать.
К этому времени я понял, что она предполагала, будто мы наконец достигли некоторого понимания. Она предложила мне перемирие, а я по глупости этого даже не понял, тем более не принял. Елена Юстина была настолько щедра, насколько я глуп. Мне хотелось бы получить возможность сказать ей, что я сожалею. Она не желала или не могла предоставить мне эту возможность.
Прошло какое-то время, ждать здесь больше было нельзя, или я мог бы подмочить ее репутацию. Елена Юстина наняла меня именно затем, чтобы избавлять ее от этого. Единственное, что я мог для нее сделать, — это уйти.
Глава 37
Утром я оделся, упаковал вещи, затем, проходя мимо двери госпожи, громко в нее постучал. Она показалась, только когда я уже сидел на ступенях перед гостиницей и намазывал сапоги гусиным жиром, и остановилась за моей спиной. Я медленно завязал обувь, чтобы не поднимать голову. Мне никогда в жизни не было так стыдно.
— Для нас обоих будет лучше, если мы сейчас расторгнем наш контракт, — сказала Елена Юстина по-деловому.
— Госпожа, я закончу то, что начал.
— Я не стану тебе платить, — сказала она.
— Считай, что ты расторгла контракт! — заорал я.
* * *
Я не мог себе позволить ее бросить. Я схватил ее багаж, независимо от того, нравилось ей это или нет, и широкими шагами пошел вперед. Моряк вполне вежливо помог ей подняться на борт, насчет меня никто не побеспокоился. Елена отправилась на нос судна и стояла там в одиночестве. Я расположился на палубе, поставив ноги на ее багаж. Ее тошнило. Меня нет. Я подошел к ней.
— Я могу помочь?
— Уйди прочь.
Я ушел. Казалось, это помогло.
* * *
На всем пути из Галлии в Италию мы не перекинулись ни словом. В Остии, в утренней суматохе, она стояла рядом со мной, пока мы ждали разрешения сойти на берег. Мы не разговаривали. Я позволил другим пассажирам пару раз ее толкнуть, затем поставил Елену впереди себя, и пихать стали меня. Она смотрела прямо вперед. И я тоже.
Я первым сошел со сходней и нашел паланкин. Елена проскользнула мимо меня и забралась в него одна. Я бросил свой багаж на противоположное сиденье, затем отправился в другом паланкине, который несли следом.
В Рим мы заходили во второй половине дня, ближе к вечеру. Весна вступила в свои права, на дорогах усиливалось движение. Мы остановились у Остийских ворот из-за затора, поэтому я заплатил мальчишке, чтобы бежал вперед и предупредил ее семью о нашем приближении. Я сам пошел вперед, чтобы посмотреть, что случилось у ворот и почему образовался такой затор. Когда я проходил мимо паланкина Елены Юстины, она высунула голову. Я остановился.
Я оглядывал дорогу.
— Ты видишь, в чем дело? — спросила она тихо спустя мгновение.
Я поставил локоть на окно ее паланкина. Так было легче общаться.
— Повозки с поставками, — ответил я, все еще глядя вперед. Ждут вечернего звона, чтобы заехать в город. Похоже, перевернулся фургон с бочками вина, и дорога стала липкой.
Я повернул голову и посмотрел прямо в глаза Елене.
— Да еще какой-то шум и суматоха из-за солдат со знаменами. Какой-то могущественный тип с соответствующим сопровождением торжественно въезжает в город…
Она не отводила взгляда. Я никогда не умел мириться. Я чувствовал, как у меня на шее напряглись жилы.
— Дидий Фалько, ты знаешь, что мой отец и дядя Гай заключили пари? — спросила Елена с легкой улыбкой. — Дядя Гай считал, что я уволю тебя в припадке гнева. Отец считал, что ты первым откажешься иметь со мной дело.
— Два негодяя, — заметил я.
— Мы можем доказать, что они неправы, Фалько.
Я скорчил гримасу.
— Они потеряют деньги.
Елена подумала, что я именно это имею в виду. Она резко отвернулась.
У меня сильно заныл низ живота. Я диагностировал это, как чувство вины. Я дотронулся до ее щеки одним пальцем, словно это была Марция, моя маленькая племянница. Елена закрыла глаза, предположительно от того, что ей было неприятно. Движение возобновилось.
