Отец собирался гвоздей заказать.
В общем-то, это жилище не слишком отличалось от трапезной в баронском доме: та же потрескавшаяся побелка на стенах, почти такой же камин и прочная, но грубая мебель. Отличие было лишь в том, что у меня в доме в зале только ели, а здесь одновременно еще и готовили, и спали: на высокой кровати, прикрытой лоскутным одеялом, видны были две довольно засаленные подушки.
Сама хозяйка дома, войдя, в домашнюю обувь не переобулась – ее просто не было. Возле камина, где был поставлен дополнительный кухонный стол и висели несколько полок, заставленные горшками, мисками и маленькими деревянными кадушками, стояло еще и весьма вонючее помойное ведро. В комнате пахло дымом, чем-то непередаваемо горелым, кислым и, как обычно, немытым телом. Думаю, последний запах шел от постели.
Хозяйка, между тем, развлекать беседой меня не рискнула, приговаривая себе под нос: «…а говорено ему было: сиди дома! А кто бы меня послухал!..». Она торопливо стала собирать со стола грязную посуду. Мыла она ее весьма своеобразно. Встав возле кухонного стола, тетушка плеснула в одну из мисок немного горячей воды из висящего в камине над огнем котелка, снова бухнула на котелок тяжелую крышку и, взяв в руки что-то вроде большой мочальной кисти, побулькала ею в глиняной миске, протирая внутри бока горячей водой, даже не замочив при этом рук. Затем эту же воду она слила в следующую миску, а «помытую» протерла валяющейся на столе пятнистой тряпкой. Точно так же она поступила и со следующей посудиной, а затем и с двумя глиняными кружками. Из последней кружки воду она слила в помойное ведро и, озабоченно покачав головой, продолжила бубнить: «…А я ж сказывала, что помои вынести надобно! А кто бы меня слушал! Опять наплещет на пороге, паразит малой!».
Ждать пришлось довольно долго. Хозяйка успела даже начистить овощей и поставить на огонь вариться в котелке какую-то похлебку на сале. Наконец за дверью послышался басовитый голос, здоровающийся с кем-то из соседей:
— И тебе доброго здравия, кум. Опосля заходи, поговорим: дельце у меня до тебя есть.
В дом вошел невысокий лысоватый мужчина возрастом под полтинник. Медленно сняв куртку, он водрузил ее на вбитые у дверей гвозди, где уже висело несколько невнятных тряпок, двумя ладонями пригладил над ушами остатки волос и, наконец, обратив внимание на меня, сказал:
— Доброго здоровьичка, госпожа баронетта. Вот он я, туточки… Желаете чегось?
Разговор с мэтром оказался неожиданно долгим. Обсудить пришлось чуть ли не каждый гвоздь и количество ступенек. Мэтр нудно рассуждал о том, что: «…ежли, допустим, восемь ступеней, то цена одна будет. А ежли, допустим, все десять, то совсем уже другая.».
Поладили на том, что завтра с утра он придет, померяет всё, что нужно и скажет окончательную цену. Провожая меня, мэтр продолжал бубнить:
— Ежли, допустим, с осины делать, то цена одна будет. А ежли из хорошего дуба, то завсегда это дороже.
Домой я вернулась изрядно уставшая. В зале меня, недовольно поджав губы, встретила свекровь:
— Не рано ли ты на гульки бегать начала? Сын ведь вернется, за все спросит!
Я поставила на стол корзину с хлебом и равнодушно ответила:
— Вернется или нет, только Господь решит. А если вы хлеба не хотите, то больше я на рынок и ходить не буду.
— Хлеба? – свекровь с трудом привстала со стула и, откинув полотенце, заглянула в корзину. – Давненько хорошего хлеба на столе не было.
— Я бы не сказала, что он хороший. Была бы мука, я бы лучше испекла.
— Ну, так и испеки, – свекровь ехидно улыбнулась и добавила: – Ни закваски в доме нет, ни печи, какой нужно.
Испечет она! Смотрите на нее, люди добрые, испечет!.. Как смердячку нищую какую без куска хлеба меня держишь! Одни каши на столе, да и те жидкие! Ничего, милая… Сколько б пташечка ни пела, а как бы кошечка не съела! – угрожающе добавила она. – Сын вернется, придет и мое время!
Глава 32
Утром следующего дня мэтр Петронио прибыл в замок не один, а в сопровождении старшего сына, мрачноватого и молчаливого. Мужчины долго обмеряли лестницу веревкой с узелками, что-то проверяли с помощью отвесов и возились столько, что часа через полтора я не выдержала и вышла на задний двор.
— Ну что, почтенный мэтр? Можете ли вы мне сказать, сколько это будет стоить?
Мэтр Петронио завел вчерашнюю шарманку, рассуждая о том, что «…ежли, допустим, делать дубовую, так это одна цена, а ежли, допустим, сосну пустить…»
Признаться, я, привыкшая к четким прайсам и фиксированным ценам, немного растерялась под этим потоком.
Кто знает, чем бы кончилось дело, если бы на площадку башни не вышел барон.
— Петроний!
Голос моего свекра был не такой и громкий, но плотник тут же прекратил свое словоблудие и, задрав голову, посмотрел на барона. Потом тяжело вздохнул и почти бегом кинулся к лестнице.
Я и его сын наблюдали снизу, как почтенный мэтр, торопливо поднявшись по лестнице, беспрестанно кланяется и что-то говорит. Однако это словоизвержение закончилось странноватым жестом свекра: он постучал указательным пальцем по перилам площадки. И от этого тихого звука мэтр замолк, прижимая к груди скомканную шляпу и с почтением глядя на барона. Свекор произнес буквально несколько фраз и говорил так негромко, что нам внизу слышно не было. Мэтр часто-часто закивал в ответ и низко поклонился в спину уходящему барону. Затем, спустившись на землю, мэтр начал торопливо скручивать в клубок свою веревку и заявил мне:
— Так что, госпожа баронетта, до завтрева. С утречка мы с сыном придем и весь струмент привезем и гожие материалы.
Боясь нового словоизвержения, я даже не рискнула спросить, из чего будут делать лестницу и сколько она стоит.
