class="p1">— Может, музыку включим? — спросила Люся.
Был бы тут покойный Лавриков, уже высмеял бы нерешительного Пашку на все лады. Ну как ему ещё намекнуть, чтобы понял?
Но Пашка продолжал сидеть, вертя на столешнице бокал с вином и глядя в бок, чуть мимо Пионовой.
Она включила на телефоне что-то медленное на английском, потом перевела звук на колонку, которая вдруг ожила на стеклянной полке и засветилась разными цветами в такт мелодии.
Решившись, Пашка поставил бокал на стол и приблизился к Пионовой, которая зарделась.
Была она в этом прохладном полумраке дорогой киношной квартиры такая красивая, и такая манящая.
Пионова встала со стула и вдруг, опершись на его плечи, села на край стола. Кровь так и ударила Пашке в голову. Ну даёт!
Их губы соприкоснулись. Сначала неуверенно, а потом очень и очень жарко. Язык Люси проник в Пашкин рот. Мысли выветрились к чертям собачьим.
Он взялся за пионовские джинсы, но она не грубо и очень решительно убрала его руки, переместив себе на грудь. Сжав мягкие и упругие сиськи, Пашка чуть не застонал в голос. Хотел стащить топик, но Пионова не дала. Зато обхватила его вокруг пояса ногами и притянула к себе, прижав сдавленную штанами восставшую плоть.
Пашка ещё раз попытался снять с неё хотя бы часть совершенно лишней одежды, и снова столкнулся с сопротивлением.
Ну вот и кто этих баб разберёт⁈
Пионова захихикала, сказала, что он жаркий. Потом выгнула спину, подхватила бокал и залпом допила своё вино. Опять полезла целоваться. На её губах и у неё во рту противный кислый вкус сделался томительным и будоражащим.
Пашка попробовал зайти с другой стороны и взялся за пуговицы на своей ширинке. Но Пионова протестующе замычала и перехватила его запястья. Вернула на свой бомбический бюст. Пашка попробовал забраться под кофточку и лифак ладонью, но она звонко шлёпнула его по руке.
По ходу ни фига этот Лавриков в бабах не понимает.
Сама Люся только Пашкину шею овивала и раз сжала ягодицы, но очень быстро. Он хотел выдохнуть что-то дурацкое, типа «Хочу тебя!», но передумал. Не было похоже, что в этот раз что-то подобное случится.
Ну вот и зачем тогда свечи, вино и эти вот эротические позы? Она же теперь у него из головы идти не будет вообще, такая вот, на столе сидящая. Нет у Пионовой совести и сострадания, даже капли.
Люська что-то мурлыкнула, приникла к Пашке всем телом и горячими губами вздыбила кожу на его шее пупырками, а потом ткнулась носом в ухо и за мочку зубами взялась.
В штанах стояло колом.
Вдруг пионовский телефон на столе завибрировал, подсветился и разразился ритмичной басовой мелодией. «Мамочка» — увидел Пашка на загоревшемся экране.
Люся выгнулась опять, не отпуская его поясницы ногами, взяла трубку и Пашка чётко услышал на том конце:
— Доча, через пятнадцать минут буду дома, только в магазин забегу. Взять что-нибудь?
— Нет, мам, — ответила Пионова.
Отпустила Пашку, спрыгнула на пол, задула свечи и включила свет. А потом, как ни в чём не бывало, долила вино в свой бокал и чмокнула Пашку в нос, захихикав.
— П-прибухивать можно при мамке? — хрипло спросил он. Свет резал глаза, разочарование всколыхнуло внутри что-то вроде гнева.
— Она с удовольствием с нами выпьет немного. Только тебе надо… немножко прийти в себя, — подмигнула Люся, и шаловливо кивнула головой куда-то в сторону его ширинки.
Покраснев до самых кончиков ушей, Пашка ретировался в гостевой туалет. Ну и дела, конечно!
Светлана Пионова совсем не смотрелась Люськиной мамой, скорее сестрой, и даже не факт, что старшей. Первым делом она пообещала убить Пашку с пристрастием, если он ещё раз назовёт её «тётей Светой». И сказала, что к ней вообще лучше на «ты».
Язык Пашки на такое оказался не способен, и он принялся старательно избегать личных обращений. И вообще очень захотелось Пашке домой. Не понимал он посиделок с предками, пусть бы даже и такими странными на вид. С такими даже и хуже. А тут ещё и свистнутый лифак в кармане. Бухать же при родаках и вообще казалось какой-то дикостью. А если сейчас ещё и отец пионовский приедет, после всего, что они тут на столе вытворяли…
В общем, смылся Пашка под благовидным предлогом, объявив, что матушка пишет и усиленно зазывает домой. Люся выглядела огорчённой.
У подъезда первым делом зашёл в игруху — помнил, что телефон вибрировал часто. И точно! Пуш-уведомления заполонили всё: цельная «П», кривая «Т» и целых три овна!
«Вы достигли 30-го уровня!»
Так-то! Пашка заспешил домой — убедиться, что не прогадал с лифаком. Едва он переступил порог, как телефон завибрировал. Около часов были три серебряные монетки, в игрухе — плюс три тысячи баллов. Итого семьдесят девять тысяч сто восемнадцать. И тридцатый уровень в придачу.
Заныло у Пашки в груди томительное предвкушение.
«24. Следи завтра после школы за квартирой Ивана Лебедева. Награда — 3 000 баллов».
Вот те раз! А Лебедев тут причём⁈ И кто, блин, знает, где его квартира? Это сначала за самим Лебедевым следить. Так себе развлечение. Хотя можно глянуть адрес в его памяти.
Пашка хмыкнул. Он начинал привыкать к ощущению собственного всемогущества.
Мамка пребывала в скверном настроении. Была она чернее грозовой тучи, и очень уж агрессивная. Выкатила предъяву за то, что Пашка заявился к десяти вечера, как будто забыла, блин, что есть теперь у младшего сына девушка и что девушка эта ей нравится.
— Я у Люси был, в гостях, — попытался напомнить он о своей индульгенции.
— Ты бы меньше по гостям лазил, а лучше учёбой занялся! — тут же завелась мамка с пол-оборота. — Ума у тебя нет, и вечно от тебя неприятности! Принесёт девка в подоле, горя потом с вами не оберёшься! Чтобы домой после школы, понятно⁈
Ну что за напасть⁈ Одурела опять. На рынке её, что ли, взгрели, что теперь без повода срывается?
Отца дома не было, вот и кинулась на Пашку от нечего делать? Хорошенькое дело!
Лучше бы ей того, поласковее быть. А то с каждым таким наездом количество комнат в будущей квартире от божественного сына уменьшается. Как и количество ноликов в лотерейном выигрыше, так-то! А будет слишком беситься, так Пашка подождёт восемнадцатилетия и сам выиграет пять миллионов, без всякой родительской прослойки. А может, и все десять. А может, и не раз!
Мамка шлёпнула в
