сегодня приедет вечером — и скажу! Пойдём тортик поедим в честь такого события?
— Идём, Натулька!
А в горле стоял ком. Как же мне хотелось также радоваться и отмечать такое великое событие с мужем, с любимым человеком. Но телефон молчал, никто не хотел мне звонить.
Естественно праздник у нас с Наташей был безалкогольный, и закончился он как у детей — рано. В девять часов вечера все уже спали.
Утром все разбежались по делам. Санька проведывать щенка у Романовых, Натулька в консультацию, а когда уехал Макаров — я вообще и не видела. Чтобы не обижать Наталью, накатала ей извинительное письмо, положила его на кровать и, смс-ку, что пошла по магазинам. Взяв чемодан, уехала спокойно в аэропорт.
Ждать пришлось очень долго. Часы тянулись, минуты ползли. Я уже подумывала вернуться, но тут же представляла себя побирушкой на вокзале — и желание остаться пропадало.
До регистрации оставалось ещё два часа. Меня морило, и я, придерживая чемодан ногой, позволяла себе немного вздремнуть.
Вдруг кто-то сел в кресло справа. Мне так не хотелось открывать глаза и я упорно делала вид, что сплю. В карманах ничего не было, телефон убран надёжно. Чего бояться?
— Девушка, вы решили сбежать? — накрывая мою руку своей, сказал Романов.
— Да, — не открывая глаз, ответила я.
— Почему, Ир? — серьёзно спросил Романов и его рука сжала мою ладонь. — Что я сделал не так, чем тебя обидел? Давай поговорим? Это будет хотя бы честно.
Я открыла глаза, и увидела ледяные глаза Димы. Мне стало так стыдно за мою ложь.
Ведь это его малыш, надо сказать!
«Вот ведь Павел Львович!»
Глава 54
Я почему-то была уверена в том, что доктор сообщил Романову новость о беременности и о моём побеге. Причём ещё до того, как я вышла из больницы. Ну или чуть позже.
— Как ты узнал, где я? — спросила у Романова, а сама всматривалась в его лицо, пытаясь понять — правду скажет, или нет.
— На телефоне прога стоит. Я ставил её после твоего похищения этим ублюдком Старовым. Так инфа пришла, что телефон в аэропорту. Сначала подумал, что может его украли, и позвонил — ты не отвечаешь и телефон находится на одном месте. У моих родителей тебя нет, у Макаровых — тоже. Что делать? Ну, для бешеной собаки сто километров не крюк. Решил проверить…
Он сидел близко-близко и смотрел своими васильковыми глазами прямо мне в душу, в сердце, в мозг! И мне казалось, что он там всё видит и просто читает, что я думаю и знаю.
«Неужели доктор правда не при делах?»
— Ты следил за мной, Романов. Так банально. А я — то думала как в сказке — тебе сердце подсказало, — не удержалась я от подколки.
Хотелось побольнее уколоть Романова, но получалось, что колола себя.
Я отвернулась и подняла глаза на табло, по которому бегали буквы, цифры, но они для меня сейчас были просто знаками, которые бессмысленно мелькают. Да ещё и размытые от слёз.
— А что мне сердце должно подсказать, Ир? Тревожное что-то или радостное, а? Милая?
— Ничего, Дим. Не бери в голову. Это я так… Давай поговорим, — теперь я смотрела на носки своих балеток, которые тогда, в самый первый наш с Романовым совместный ужин я так и не надела; расправляла юбку платья с рисунком из васильков цвета глаз Романова, и потянув ещё время, продолжила:
— Я, Дим… не готова к отношениям, — и мой голос чуть не улетел в небо.
— Хорошо, что ты это сказала, Ир, теперь можно хоть что — то делать и решать, — тихо произнёс Дима.
Он сидел в пол-оборота в кресле зала ожидания аэропорта и смотрел на меня. Его взгляд медленно перемещался по моему лицу, шее, груди. Он посмотрел на ухо и поправил мне волосы. Стрижка была короткой — локонов не было, за которыми можно спрятаться, или мило убрать за ушко.
— Ты будешь приезжать ко мне? Или это должна буду делать я? Или мы будем жить в самолётах и петь о романтике? А если дети? Их как делить, Дим? — и я с тоской посмотрела ему в глаза. Мне очень хотелось плакать, и он это увидел и вытер пальцем скатившиеся две слезинки.
Он чуть-чуть наклонился ко мне.
— Ир, хватит ехидничать. Ну если ты пока не готова — я принимаю твои условия. Дай мне тогда шанс на то, что мы попробуем, если моё решение будет тебе подходить. Ведь может же всё измениться?! Ты моя девушка, давай так всё и оставим, а через пару месяцев встретимся и всё обсудим. Тебя устраивает такой срок?
— Вот какой ты, Романов, идеальный прямо! Даже не поорать на тебя, скандал не устроить. А так хочется, блин! — и я легонько стукнула его в плечо.
— Замётано! Через два месяца встречаемся и бонусом скандал и поорать, — улыбаясь, протянул мне руку Романов.
— Через пару месяцев? — подкатила я глаза, соображая, какой будет срок и будет ли виден живот, — Хорошо, Дим.
Я протянула ему руку, а он крепко ухватил меня за обе ладони и нежно их поцеловал. Мне даже показалось, что он что-то в них шепнул.
Во мне боролись две Ирины. Одна — хотела на ручки, другая — сбежать.
«Что изменится? Иркутск точно не станет ближе к Москве» — подумала я.
— А теперь без долгих прощаний, хорошо? — мой голос меня выдавал, срываясь на хрип и шёпот.
— Хорошо, моя милая Иринка! Тебе очень идёт это платье, и я очень его люблю, девочка моя! — и его горячий сухой поцелуй остался на моих губах.
— Ах, ты ж… Романов!
— Помни, ты обещала сохранить эту прелесть, что сейчас на тебе, для детей и внуков! — Романов отпустил мои руки, встал и пошёл, махая мне рукой.
«Обещала я ему. А носить мне что? Оно такое красивое — это васильковое платье. Под цвет его обалденных глаз! Хотя скоро и не влезу уже, наверное, в него. Эх, придётся хранить. Ребёнок-то ведь уже есть».
Объявили регистрацию, и огромная толпа пришла в движение.
Я так устала сидеть в кресле зала ожидания, что с удовольствием простояла на ногах до посадки в самолёт. Настроение было заметно лучше, чем в тот момент, когда я садилась в такси у дома Макаровых.
Хорошо, что я написала Натке письмо. Теперь смогу поговорить с ними только из Иркутска.
Думаю что Романов сможет всё объяснить друзьям и они меня поймут. Тем более что Натка сегодня
