Въехав в город, позвонили из первого же автомата в милицию и поделились со скучающим дежурным информацией. Через полчаса мы уже разливали прихваченное в круглосуточном супермаркете виски. Все молча. Говорить не было сил.
Первой затянувшуюся минуту молчания нарушила Рита. Когда на дне бутылки не осталось ни капли, она укоризненно молвила:
– Аркадий, опять нажрался.
* * *
Ноутбук был запаролен, но Гришка играючи сломал защиту, и мы с некоторым недоумением воззрились на открывшуюся нам картину. Рабочий стол монитора был украшен трогательным фото микроскопической собачки – глазастенького той-терьера. Уж не его ли труп покоится в мраморной усыпальнице? Может, то была вовсе не ваза?
Среди рабочих папок обнаружили директорию под названием «Дружок». Здесь хранилось больше трех сотен снимков собачки. Вот она гордо вышагивает на прогулку в стильном комбинезончике. Вот лукаво выглядывает из красивой корзинки, гоняет бабочек по клумбе, сидит на коленях хозяина, спит на диване… Бред какой-то.
Три файла под названием «Дневник Дружка 1», «Дневник Дружка 2» и «Дневник Дружка 3» описывали нехитрую биографию песика. Каждая новая страничка скрупулезно повествовала о том, в каком настроении проснулся Дружок, что он покушал на завтрак, обед, полдник и ужин, какие шалости и проказы устроил. Почти тысяча страниц повторяющегося текста. Последняя самая короткая. Всего два слова – Дружок умер. Датировано 15 июля сего года.
Вдруг я с ужасом вспомнила, что не так давно, кажется, это было именно в июле Лешка пришел домой мрачнее тучи, долго молчал и на все попытки прояснить причину его меланхолии коротко отвечал: «Отстань». Потом все– таки признался, что сбил случайно собаку. О господи, может быть, он сбил именно собаку Красинского?
– Ты думаешь? – с сомнением спросил меня Гришка.
– Да кто его знает. Ты смотри, как он о собаке пекся. Похоже, во всем мире не было для Витольда существа дороже и ближе. Если Лешка действительно сбил его собаку, Красинский мог отомстить.
– Но он сам мертв.
– Это, конечно, некоторым образом выпадает из схемы.
– Насть, а Лешка… того, не мог? Ну в целях самообороны типа?
Я задумалась. Мог ли Лешка в целях самообороны убить человека? Этот же вопрос адресовала себе. Честно отринула все моральные нормы, оставив один лишь страх за свою жизнь. И не только за свою. Когда ты идешь по жизни не один, к страху за собственную шкуру примешивается еще и переживание о близких. Сам помер и все дела, а каково будет им без тебя? Однозначно да, я бы могла переступить черту и написать приговор своей карме. Наверное бы и Лешка мог? Но… была тут неувязка. Слишком уж аккуратно все было обставлено. Ни оружия рядом, ни следов борьбы мы не обнаружили. Убийство, если следовать логике, совершил расчетливый и трезво мыслящий человек. Я бы легко могла представить, как Лешка опускает на голову злодея увесистую орясину или бьет его в челюсть или даже душит в порыве отчаяния шарфом, ну и мысли однако приходят в голову, но вот так профессионально застрелить, пустив пулю точно в висок и попав в цель с первого раза? Нет, это ария из другой оперы. Да и не думаю, чтобы Лешка умел стрелять. У него зрение минус семь, он даже в очках видит плоховато.
– Нет, это не он, – твердо сказала я Гришке. В душе моей снова волной нарастал страх. Он или не он прикончил Красинского, вопрос отдельный. А вот мог ли Красинский навредить Лешке? По всему выходило, владелец Дружка был человеком с бооольшими странностями. Если бы мы нашли рядом с ним оружие, то можно было бы остановиться на версии самоубийства. Однако, оружия не было. Все запуталось окончательно. Самое неприятное заключалось в том, что мы не могли лезть в прошлое и настоящее Витольда. Он был сыном слишком большого человека. Нам было не по силам противостоять мощи ФСБ, никто из нас не мог безнаказанно приблизиться к семейным тайнам генерала и на расстояние видимости. Нас бы тут же сняли меткие стрелки.
– Так и заруби себе на носу, – сказал мне Гришка в ответ на мое нытье «а может попробуем».
Могло быть и так, что смерть фээсбэшного отпрыска не имела никакого отношения к нашему дело. Это могло быть и простым совпадением, в которые мы последнее время не очень верили. Но чем черт не шутит?
С почти мистическим ужасом я в очередной раз перелистывала биографию Дружка. Было не по себе. Невозможно даже вообразить, в какую бездну катится душа человека, который изо дня в день фиксирует в мельчайших деталях меню песика. На что способен такой человек? Я сильно сомневалась, что та безграничная нежность, которую он испытывал к собаке, распространялась на окружающих. Едва ли на них, на окружающих, от Дружка оставались хотя бы крохи. Судя по той информации, что была у Гришки, Красинский слыл человеком жестким, даже жестоким. У него была очень говорящая кличка Змей. По некоторым непроверенным данным структура, которую возглавлял сын генерала, не гнушалась заказами повышенного риска. Думаю, понятно, о чем идет речь.
Как я не напрягала память, так и не смогла вспомнить, мелькали ли в Лешкиных рассказах упоминания о клиенте, напоминающем Красинского. Кажется, он что-то говорил о людях, наделенными особыми полномочиями, имеющими почти неограниченную власть над судьбами людей. Но… ничего конкретного.
13. Прошлое отступает
Оставался еще один адрес. Надежды на него особой не было, но проверить все же стоило. С Лешкиной бывшей женой я знакома лишь заочно. Пару раз разговаривала с ней по телефону и конечно была порядком наслышана и от Лешкиной сестры Лялечки и от общих знакомых. Отчего то все были уверены – мне непременно надо быть в курсе подробностей прошлой Лешкиной жизни. Если честно, мне было любопытно. И все-таки я бы предпочла оставаться в неведении. Слишком уж больно кусала ревность. Конечно, умом то я поняла, что ревновать уже не к чему. Все это было задолго до меня, сегодня Алина живет своей жизнью, Лешка своей.
Но и к прошлому, как оказалось, тоже можно ревновать. К их общему прошлому, в котором не было меня, зато был общий ребенок, были семейные праздники, совместные покупки, ссоры, примирения. Да мало ли что там было. Пусть в итоге Алина оказалась корыстной, непорядочной женщиной, от которой после развода отвернулись все Лешкины родственники. Но это было потом, уже после свадьбы, фотографии с которой до сих пор хранятся в Лешкином альбоме. Это было уже после того, как он забирал ее с ребенком из роддома, после их долгих отпусков, проведенных на Кавказе и в Крыму, после того, как он подарил ей на день рождения кулончик в виде сердчека, а она вставила туда Лешкину фотографию. Я уговаривала себя изо всех сил, убеждала, что после всего того свинства, которое устроила ему бывшая жена с разделом имущества, у него уже не осталось к ней теплых чувств. Я с успехом пририсовывала к ее образу все новые и новые отрицательные черты, но их общее прошлое я все-таки перечеркнуть не могла.
Идти мне к ней не хотелось. Но Гришка был вынужден хоть какое то время уделить истории Иры и Гали.
* * *
Надо отдать Алине должное, ломаться та не стала. Да и встретила меня вполне приветливо. Оказалась она совсем не красивой. Я видела несколько ее фотографий, однако Лешка убеждал меня, что в жизни женщина куда ярче. Ничего подобного, я с подлым удовлетворением убедилась, что это не так. Обычная тетка, в меру стильная, в меру ухоженная. Второй подбородок слегка наметился, бедра поплыли. Глаза, якобы зеленые, на самом деле серые, дворянскими корнями, которыми Алина гордилась, здесь и не пахло. Таких женщин двенадцать на дюжину. Правда, было у бывшей Лешкиной супруги одно несомненно счастливое свойство. Она, похоже, очень нравилась себе. Просто до умопомрачения. Во всем ее поведении сквозило любование собой. Она бережно трогала тебя то за шею, то за край прически, часто украдкой смотрела в зеркало и по тому, как блаженно расправлялись черты ее лица, было понятно – ей очень нравилось увиденное. Видимо, она была уверена в своей неотразимости на все сто и эта ее уверенность передавалась окружающим. Мне бы так.
