сейчас гораздо более… отсталая, чем была тогда. У нас не было времени заниматься наукой, мы были слишком заняты тем, чтобы вылезти из дерьма, в которое сами себя загнали.
Я кивнула. Вот это мне было понятно. Я лично до сих пор только этим и занята.
— Гражданская война, Первая и Вторая топливная, локальные конфликты в прибрежных районах, эпидемии, болезни, радиация, отрава в воздухе, экологическая катастрофа. Все эти сто лет мы старались выжить. А теперь подняли головы и пытаемся догнать своих предков. Сто лет назад лучевая болезнь не убивала. Рак был не опаснее насморка. Если мы найдем довоенные данные, то сумеем вылечить и Вентра.
— Но то, что там было, с нами и вообще, это же не вирус.
— Нет. Я полагаю, это что-то вроде охранной системы, которая должна была заставить посторонних держаться подальше. Думаю, в ту ночь она вышла из строя, и случилось то, что случилось. Если она работает до сих пор, то нужно знать, как ее обойти. Или это тоже оружие, но другого действия. Вот почему я так хотел поговорить с вами. Мне нужно знать, что произошло со всеми этими людьми, что на них так подействовало и как от этого защититься. У Теодора пока никаких проявлений — по крайней мере, ничего, что не укладывалось бы в стандартные вариации нормы. Но мне не хотелось бы сидеть и дожидаться, когда же начнутся необратимые изменения. Если вы правы, если были там пять лет назад и ничего не произошло — возможно, там уже не опасно. Тогда — да, я попрошу вас дать мне карту. Но я должен быть уверен.
Мы помолчали.
— Давайте начнем, — сказал он наконец и протянул мне планшет. — Ответьте на несколько вопросов, я пока все подготовлю.
Я взяла планшет. Начало опросника было стандартным — пол (женский), возраст (восемнадцать), хронические заболевания (нет), перенесенные операции (в двенадцать лет сломала ногу), постоянно принимаемые препараты (алкоголь считается?), день цикла (э-э… понятия не имею), медицинский чип (да, самый простецкий), другие импланты (полицейский чип, чтоб его). Потом пошли вопросы, которые Кару явно написал специально для меня — собственно, он мне их уже задавал, только теперь я решила ответить честно: головные боли (да), нарушения сна (в последнее время да), повторяющиеся сны (да, несколько месяцев), нарушение координации…
— Про нарушение координации — я не знаю, — сказала я, оторвавшись от планшета. Кару сидел за столом и разливал мою кровь по более мелким пробиркам. — Я недавно так с лестницы навернулась… Но не знаю, почему. Может, просто поскользнулась.
— Напишите — нет, — сказал Кару, не отвлекаясь от пробирок с кровью.
Я пожала плечами и вернулась к опроснику. Быстро прокрутила страницу — конец списка терялся где-то в бесконечности.
Нарушение дыхания (попробуй разбери, без респиратора оно у всех нарушено), вспышки агрессии (вроде нет), приступы тревожности (вот сейчас мне не по себе), нарушение когнитивных способностей… Я снова споткнулась.
— Я не знаю, что такое когнитивные способности, — призналась я.
— Ладно, оставьте это пока.
Кару сунул пробирки в какой-то ящик и закрыл крышку. Ящик загудел и заморгал лампочками.
— Хорошо бы еще спинномозговую жидкость на анализ, — пробормотал он. Я нервно сглотнула. — Но один я ее взять не смогу. Поэтому переходим к следующему пункту.
Кару подошел к сканеру, включил его, и часть гигантского яйца отъехала в сторону. Я подошла следом. Кару протянул руку — я машинально отшатнулась. Он укоризненно глянул на меня и натянул мне на голову капюшон моего странного комбинезона. Капюшон полностью закрыл лицо, но напротив глаз оказалось прозрачное окошко.
— Забирайтесь, — скомандовал Кару и отошел к пульту.
Я полезла внутрь.
— Так, а это еще что?
Я обернулась — Кару держал в руках мой бокал.
— Это мое! — я метнулась обратно. — Поставьте, я потом выпью.
— Нашли время! — разозлился он.
— Слушайте, я, может, эту зеленую штуку больше никогда в жизни даже близко не увижу! — возмутилась я в ответ. — Жалко вам, что ли?
Он покачал головой, но переставил бокал на стол, где уже лежал использованный шприц.
— Ладно, давайте не отвлекаться.
Я наконец забралась в сканер. Изнутри он оказался довольно мягким, я будто в желе улеглась.
— Не шевелитесь, — предупредил меня Кару, подойдя, чтобы вернуть крышку на место. — Разговаривать можно.
— Слушайте, — сказала я, схватив его за руку. — Если там что-то есть… Если вы что-то найдете у меня внутри… Вы ведь сможете меня вылечить, правда?
Он улыбнулся.
— Я постараюсь, Рита. Я буду очень-очень стараться.
Он отошел, и через секунду я осталась одна в темноте.
— Как ощущения, порядок? — донесся голос Кару из динамиков.
Я кивнула, потом сообразила, что он меня не видит, и ответила:
— Да, все нормально.
— Скажите, если станет страшно. Многим от этой процедуры становится не по себе.
— Ничего, я потерплю.
— Хорошо. Тогда не двигайтесь.
Сканер вздрогнул и ожил. Я замерла, стараясь не дышать.
— Начинаю сканирование, — донесся до меня голос Кару. Говорил он явно не со мной. — Запись от четвертого мая, время — 19:34. Объект — Рита-Лина Корто, восемнадцать лет, постоянно проживает в Чарне-Технической. Подверглась воздействию «фактора В» двенадцатого октября прошлого года, одновременно с Теодором Ирди и Марко Маноа.
— Что за «фактор В»? — спросила я.
— Надо же как-то назвать то, что случилось в Вессеме, — пояснил Кару и продолжил: — Общее состояние. В прошлом перелом правой голени… Сросся так себе. Так, что у нас выше. Искривление позвоночника, деформация грудной клетки. Это понятно. Хм, мышцы неплохие. Занимаетесь спортом, да?
Ага, ответила я мысленно. Разбором завалов на скорость.
— В легких… в легких мусор, — двинулся дальше Кару, не дождавшись моих комментариев. — Рита, вы что, респиратор вообще не носите? Надо носить… Дальше. Гастрит, естественно. Так, тут киста. Ничего опасного. Воспалительный процесс в левом яичнике. Левая почка что-то… а, черт с ней. Это все обычные дела. А нам нужно что-то необычное, верно? Ладно, смотрим мозг. Предположительно, у женщин патологические изменения проявляются раньше. Изменений в структуре тканей у Ирди и Маноа обнаружено не было, все отклонения — в пределах нормы, хотя оба отмечали изменение поведенческих реакций, что, впрочем, может объясняться пережитым стрессом. Если не считать миндалевидного тела. — Он помолчал. — Итак, что же мы видим сейчас. Конечный мозг — без видимых изменений. Кора в порядке. Теменная доля… Н-ну, считаем, что в порядке. Соматосенсорная кора… Так… Латеральная борозда и зеркальные нейроны… отклонения могут быть вариантом нормы, чего мы, впрочем, не знаем. Инсула — тут у нас что-то есть. Но изменения минимальны и могут иметь какие угодно причины. Заметка — вернуться к
