не убьет. А еще велела держать язык за зубами.
– И этот кто-то испугался и все-таки запаниковал, – констатировал Кожухов. – И решил, что лучше будет, если и Бабурина придержит язык за зубами. Навечно.
– Но кто это сделал?! – дуэтом воскликнули Катя и Лана.
– Кто-то из тех, кто присутствовал на Мишкиной грибной лекции.
Три головы разом повернулись к Кочергину.
– Н-но я… – растерянно заморгал он. – Я в-всех не п-помню… Я д-даже н-не думал, что это п-пригодится.
– А что, их было так много? – посмотрела на любимого Катя. – Миш, ты не нервничай, соберись. Ведь ты же вспомнил, что там была Бабурина. А еще? Сколько их вообще было?
– Ч-человек шесть. М-может, с-семь, я н-не считал.
– Погоди-ка, – нахмурился Кожухов, – тут что-то не так. Ты не мог забыть за такое короткое время семерых человек. Даже десять не забыл бы.
– То есть к нам не только залезают в память, но и стирают ее?.. – сказала Лана.
Все четверо на какое-то время замолчали. Кате стало откровенно не по себе. Да что там, ей стало очень страшно! Не из-за самого факта, что некто в принципе это может делать, и не за себя даже, не за кого-то еще – конкретно за Мишу. Ведь память-то потерял именно он. Пусть не всю, пусть небольшой кусочек, но кто знает, сколько у него еще стерто таких кусочков? Она невольно потянулась к любимому и погладила его по руке.
Потом Андрей вынул из кармана пленку, растянул ее и показал Михаилу:
– Смотри. Здесь шестьдесят фамилий. Внимательно изучи этот список – возможно, и вспомнишь, кто из них присутствовал.
– А что это? – спросила Катюха.
– Список самых подозрительных, – не очень понятно ответил Андрей, но Катя не стала допытываться, откуда у него эта пленка и зачем она была ему нужна. Подозревать в чем-то Кожухова она давно перестала, не стоило к этому опять возвращаться. Да и будь это чем-то тайным, компрометирующим его, Андрей всяко не стал бы так подставляться.
Михаил читал перечень имен долго, возвращался к началу, перечитывал, на каких-то фамилиях задерживал взгляд, качал головой, читал дальше и опять возвращался.
– Ну, вспоминаешь кого-нибудь? – не выдержала Лана.
– Н-не знаю… – пробормотал Мишка. – Н-не уверен. Н-но вот п-почему-то кажется, что была Ивано́вская… Хотя с-саму ее не м-могу в-вспомнить там, к-когда я рассказывал.
– А почему тебе тогда кажется, что она была?
– П-понятия н-не имею. Вот в-вижу ее фамилию, инициалы – и к-как… н-не знаю… ассоциация б-будто.
– Может, потому что ее зовут Татьяна? – спросила Катя.
– А это тут при чем? – поднял брови Андрей Кожухов.
– Да я это так… – смутилась Катюха.
– Нет, ты поясни. Неважно, даже если это кажется тебе глупостью. Мозговой штурм тем и хорош: набрасывают любые приходящие в голову идеи, пусть даже на первый взгляд не имеющие отношения к делу, а то и вовсе странные. Зачастую именно они и оказываются верными.
– Но это и правда глупость, – сказала Катя. – Просто подумала, что буква «Т» похожа на гриб.
– Да, – почесал в затылке Андрей, – это и в самом деле тупиковая идейка. – Он перевел взгляд на Михаила: – А у тебя что за ассоциация?
– У м-меня еще г-глупее, – признался Мишка. – Она же Иванов-вская Т-татьяна Ан-натольевна. ИТА.
– И что?
– И т-та, – повторил Кочергин, отделив небольшой паузой первую букву. – В с-смысле, и та т-тоже.
– Мне кажется, и эта ассоциация – так себе, – посмотрела на друзей Лана.
– И все-таки, – принял решение Андрей. – Других вариантов у нас в любом случае нет. А разбрасываться даже маловероятными – слишком для нас расточительно. Поэтому предлагаю все же посетить Татьяну Анатольевну и побеседовать.
– Спросить, не травила ли она Бабурину? – не удержавшись, хмыкнула Катя.
– По ходу дела определимся, – сказал Кожухов. – Может, и спрашивать ничего не придется: увидит нас и сразу все поймет.
– И отравит нас тоже, – тихо произнесла Катерина.
– Как? – усмехнулась Лана. – Станет бросаться в нас поганками, пытаясь попасть в рот?
– Все, шутки в сторону, – глянул на нее Андрей. – Идемте.
* * *
Татьяна Ивановская, когда они к ней пришли, и впрямь повела себя странно. Нет, она не стала кидаться поганками или убегать от них с воплями: «Меня раскрыли!» Наоборот, бросилась к ним, как будто ждала целую вечность и наконец дождалась.
– Заходите, заходите, заходите! – быстро заговорила она. – Как хорошо, что вы пришли, какое счастье!
– Что-то случилось? – переступив порог коттеджа, спросил у нее Кожухов.
Татьяна Анатольевна – невысокая, с короткой стрижкой, выглядела сейчас маленькой испуганной девочкой, хотя ей было далеко за пятьдесят. Обежав вошедших полным затаенной надеждой взглядом, она прошептала вдруг:
– Мне страшно!
– Почему? – спросила Лана. – Чего вы боитесь? Вам кто-то угрожал?
Ивановская быстро-быстро замотала головой.
– Нет-нет! Не угрожал. Не в этом дело. Мне кажется, что я схожу с ума!
– Татьяна Анатольевна, – положил ей руки на плечи Андрей, – вы успокойтесь, присядьте и все нам расскажите.
– А вы… Вы зачем пришли? – опомнилась вдруг Ивановская. – Что-то на работе?.. Но почему не по бруну? Или вы уже… за мной?
– З-за вами? – сделав круглые глаза, переспросил Михаил. – З-зачем з-за вами?
– Ну, я это так… – растерялась Татьяна Анатольевна. – Вдруг как-то узнали… Сейчас же такие технологии. Бруны вот.
– А что мы могли узнать? – спросила Катя. – Вы, правда, сядьте и все расскажите. Не бойтесь, мы не за вами пришли. Мы как раз и хотели поговорить. Вот все и расскажите. Так что мы, по вашему мнению, могли узнать? – переспросила она, когда хозяйка коттеджа все-таки опустилась в кресло.
– То, что я вижу, – тихо произнесла Ивановская. – Стоит задремать, иногда просто закрыть глаза, как я вижу это, словно наяву. Будто нахожусь там… Будто я вижу, все чувствую – и вот!.. – Она закрыла глаза скрещенными ладонями, помолчала и едва слышным шепотом добавила: – Это очень, очень страшно.
Ее не стали торопить. Катя понимала: если подтолкнуть, женщина может закрыться. Лучше подождать, тогда она все расскажет сама. Видимо, это же чувствовали и остальные, а потому продолжали молчать, пока Ивановская не убрала от лица руки и в самом деле не принялась рассказывать.
Оказывается, ее видение было всякий раз одним и тем же. Будто она стояла на каком-то возвышении, откуда хорошо видны корпуса и две полосатые, красно-белые трубы Кольской атомной электростанции. А потом эта станция взрывалась. Ярчайшая беззвучная вспышка – и сразу за ней полная тьма. Точнее, даже не тьма, а ничто. Татьяна Анатольевна не могла это объяснить словами, сказала лишь, что это в ее видении было настолько очевидно, что отличить эту бездонную и безбрежную, невидимую и неосязаемую пустоту от обычной темноты было так же легко, как солнечный день от звездной ночи. И она в этом жутком видении последним всплеском сознания отчетливо понимала: это все, ее больше нет.
После такого рассказа Катя сама почуяла нечто похожее на потустороннюю пустоту и невольно прижалась плечом к Мишке. А тот вдруг сказал, почти не заикаясь:
– Не бойтесь, это не по