шли ему самому только во вред.
Уже на самом краю трещины Собакин попытался встать в полный рост, чтобы совершить толчок двумя ногами и перепрыгнуть хотя бы на то место, где он приземлился изначально. Однако он успел только встать, как и желал, в полный рост, чуть присесть, чтобы создать эффект пружины, в этот самый момент понял, что падает куда-то за спину, и сумел только беспомощно взмахнуть двумя руками, как птица крыльями. Только вот она после этого взлетает, а человеку такое умение попросту не дано.
Глава 16
Он упал, какое-то мгновение ни о чем больше не думал, а только пытался в полете принять вертикальное положение, чтобы приземлиться по возможности на ноги, пусть и провалиться в рыхлый снег внизу, в трещине, может быть, даже ниже пояса. Времени на размышления у него не было, поскольку полет продолжался недолго.
Во время попытки поворота тела Собакин коротким тренированным взглядом успел заметить, что на противоположном краю трещины удобную опорную позу пытается занять Умармагомед. Но он никак не связал это движение члена своей группы со своим падением, забыл о том, что перед своим прыжком сунул Умармагомеду в руку конец страховочной веревки.
Собакин почувствовал отчаянный удар в страховочном поясе и тут же услышал тяжелое кряхтение Умармагомеда Мажитова. Тот, видимо, упирался в снег обеими ногами, двумя руками держал страховочную веревку и от напряжения не мог даже дыхания перевести.
Старший лейтенант Собакин нечаянно кашлянул и сразу почувствовал, что веревка слегка стравилась, опустила его сантиметров на пять ниже. Это было совсем немного, однако он стравливание уловил и только усилием воли предот-вратил следующее покашливание. Ему страшно хотелось сделать это. Видимо, страховочный пояс сильно перетягивал тело и мешал дышать.
– Держи, Умар! Не выпускай! – услышал Собакин чей-то задыхающийся крик.
Видимо, вся группа спешила к Умармагомеду, чтобы помочь тому вытащить старшего лейтенанта Собакина, попавшего в беду. Но бежать по рыхлому снегу им было тяжело. Ноги проваливались в него. Непонятно было, успеют ли они на помощь Умармагомеду, который и весил меньше Собакина, и ростом был старшему лейтенанту лишь по плечо, хотя не был обделен упорным характером. Он не имел подготовки бойца спецназа военной разведки, чтобы уметь перебороть себя через не могу. Да и все прочие туристы, судя по их дыханию, такой подготовки тоже не имели, хотя считали себя спортсменами. Но они торопились, и это было главное.
Наверное, мышцы рук у Умармагомеда сводило судорогой, но кричать он не мог, только хрипел и тоже, как и старший лейтенант, не имел сил перевести дыхание.
Виктор Алексеевич был руководителем похода, но вовсе не командиром воинского под– разделения. Здесь, на гражданке, все его распоряжения можно было громко обсуждать и даже осуждать, что считается недопустимым в армии. На эту должность его назначили в областном комитете по туризму, как человека имеющего самый большой опыт в прохождении горных маршрутов из всех участников похода.
При этом Виктор Алексеевич знал, что никто из группы никогда не упрекнет его за это падение в трещину. Чувствуя свое бессилие, повиснув на страховочной веревке, он отлично осознавал, что его подвели только чувство превосходства над другими и самоуверенность, совершенно недопустимая в горных мар– шрутах.
Тут Собакин почувствовал, что члены группы начали вытаскивать его. С каждым мгновением верхняя кромка трещины становилась все ближе и ближе.
Вскоре подъем был завершен. Собакин сумел выползти на край и встать на ноги. Он увидел, что веревка лежит на снегу только одним концом. Другой еще не выпустили из рук туристы, спасшие своего руководителя.
На краю трещины сидел Умармагомед. Анатолий, внештатный санинструктор группы, по гражданской профессии пластический хирург, обрабатывал его окровавленные ладони хлоргексидином, флакончик с которым стоял рядом, прямо на рыхлом снегу. Потом он принялся перевязывать их. Как же больно было, наверное, Умармагомеду держать страховку, а потом и тащить ее, когда кожа с его ладоней была почти полностью срезана.
Виктор Алексеевич, не склонный к высоким словам, просто приложил руку к груди и сказал:
– Благодарю вас всех вместе и каждого по отдельности. Вы меня спасли. Спасибо вам за это!
Умармагомед при этом посмотрел на Собакина как-то странно, словно бы исподлобья. Может быть, он ждал каких-то иных слов, обращенных персонально к нему, поскольку пострадал именно он, причем больше, чем руководитель группы, который ни кровиночки собственной не пролил. По крайней мере, внешне Собакин не пострадал, хотя, конечно, страховочный пояс основательно намял ему бока.
Все эти воспоминания промелькнули в голове старшего лейтенанта Собакина за время, исчисляемое секундами, потребными на то, чтобы сменить рожок автомата и подняться на ноги.
– Ну-ка, дай глянуть. – Старший лейтенант Корытин протянул руку и взял бинокль, не снимая ремешок с шеи командира роты.
Он коротко посмотрел в бинокль, потом вернул его Виктору Алексеевичу. После этого Корытин тщательно прицелился, не прикладывая, как и полагается, глаз к оптическому прицелу, и дал одну за другой две короткие очереди.
– Кого ты там высматривал? – спросил Собакин.
Командир первого взвода легонько улыбнулся и ответил:
– Того типа, который носильщиками командовал, назначал их. Люди, понимаешь, шли, зная, что их на верную смерть посылают. Авторитетный, похоже, был мужичок, хотя и не эмир. Но остальные лезут и лезут. – Командир первого взвода дал еще три короткие очереди подряд. – У меня складывается мнение, что нам стоит к рукопашке готовиться. Они остановиться и не думают.
– Встретим и в рукопашке. Мне давно хотелось показать им, что такое спецназ ГРУ. Вечером это удалось только слегка, а теперь мы будем драться по-настоящему, – проговорил командир роты. – Если только не положим боевиков раньше, еще на подходе.
– Часть все равно останется, – вмешался в разговор старший лейтенант Хромов. – Командир, разреши мне их встретить. Я соберу вокруг себя лучших рукопашников взвода. Мы в полный рост встанем, они подумают, что здесь все, кто остался, и полезут на нас. Мы справимся. Если у нас не получится, то вы оставшихся бандитов просто добьете из своих окопов.
Собакин прикинул в уме. При такой интенсивности стрельбы до окопов роты дойдут около тридцати бандитов, может быть, чуть больше. Даже если Хромов наберет полное отделение, то этот бой все равно будет неравным.
А вот сколько человек будет в состоянии выставить весь спецназ, этот вопрос пока оставался открытым, потому что своих потерь Собакин в данный момент не знал. У него не было времени на то, чтобы опросить командиров отделений.
– Их может быть больше трех десятков, – сказал он.
– Не страшно, – ответил командир третьего
