ног уходит, а мышцы сотрясаются в неконтролируемом треморе… Так сладко, что аж больно! Что аж выть от кайфа хочется!
От переизбытка эмоций меня ведет в сторону. Кажется, я падаю… Нет, я реально падаю, а сильные руки Алаева подхватывают меня и тащат куда-то. Шелест постельного белья и аромат кондиционера подсказывают, что это кровать.
Мамочки, это его кровать!
Тяжело дыша, Тимур исследует мое тело. В его движениях нет грубости, только трепет и нетерпеливое желание. Я почти чувствую, как от соприкосновения с моей кожей дрожат его пальцы… Почти слышу, как неистово колотится сердце в его груди.
Это сумасшествие. Чистой воды безумие. Потому что я позволяю ладоням Алаева гулять в самых запретных, самых чувствительных зонах моего тела. Шея, грудь, живот, оголенный задранной футболкой…
Его дыхание опаляет кожу там, где не были губы ни одного парня. Я никого не подпускала так близко. Даже Никиту.
Воспоминания о Матвееве накрывают меня безжалостной панической волной. Впервые ощущаю себя настолько слабой и безвольной… Понимаю, что поступаю дурно, но все равно не могу остановиться. Блаженно извиваюсь под Тимуром и тихо постанываю от удовольствия…
Но, несмотря на помутнение, где-то в глубине сознания, как заводная кукушка из часов, пульсирует неотступная мысль: Никита, Никита, Никита…
– Я Тимур, – внезапно Алаев дергается назад, как от пощечины.
Размежаю тяжелые веки и устремляю на него с трудом фокусирующийся взгляд.
– Что?.. Что ты сказал? – лепечу.
– Я Тимур, – повторяет жестче и смотрит на меня как-то странно. Со смесью боли и разочарования. – Не Никита.
А при чем здесь… О нет! Неужели я только что произнесла имя Матвеева вслух?!
Рывком соскочив с кровати, Алаев меня бросает. Именно бросает, потому одиночество еще никогда не ощущалось так явственно. Мне пусто без его ласок. Холодно без его прикосновений…
– Тимур, я… – приподнимаюсь на локтях, судорожно пытаясь собрать мысли в кучу. Срочно надо придумать какое-то оправдание, ведь я совершила ужасное: находясь в постели одного парня, ляпнула имя другого. – Я не то имела в виду… Ты неправильно понял…
– Думаю, тебе пора, – обрывает поток моих бессвязных объяснений.
Сложив руки на груди, Тимур стоит у противоположной стены. Отошел максимально далеко, будто боится, что моя близость может его отравить. Во взгляде больше нет ни желания, ни тепла… Он прояснился. Сделался холодным и острым, словно лезвие металлической бритвы.
– Почему пора? – сажусь на кровати и опускаю майку. – Послушай, я ведь случайно…
– Уходи! – слегка повышает голос, в котором звенит сталь. А затем пренебрежительно добавляет. – Мне расхотелось трахаться.
Я осознаю, что последняя реплика – намеренная провокация, призванная отомстить, уколоть меня в ответ. Но, несмотря на это понимание, слова Тимура ранят. По-настоящему. В самое сердце.
Прямо сейчас он обесценивает то, что происходило между нами минутой ранее. Будто это был просто порыв похоти… А не слияние двух душ, тянущихся друг к другу, не взирая на запреты.
Сглатываю тугой ком досады и поднимаюсь на ноги. На языке крутится тысяча откровений, норовящих вырываться наружу, но я упорно молчу. Потому что Тимур закрылся. Он больше не тот парень, что повторял мое имя, будто мантру. Потому что боюсь, что он вновь вытрет об меня ноги. Растопчет то нежное и хрупкое, что теплится в моей душе.
Я бреду на выход, и Алаев меня не останавливает. Едва я оказываюсь в коридоре, как за моей спиной хлопает дверь. Громко и с обидой. Как бы озвучивая эмоции своего хозяина.
Сворачиваю в свою комнату и прижимаю трясущиеся пальцы к губам. Так, словно стремлюсь сохранить на них нечто важное. То, что хочу спрятать от посторонних.
Перед глазами до сих пор стоит взгляд Алаева, пылающий страстью и нежностью… А в ушах по-прежнему звучит его надрывно-молящее «Лера… Лера…»
Глава 34
Тимур
Мне не спалось. За остаток ночи так и не удалось сомкнуть глаз. Ворочался с боку на бок до рассвета, сжираемый мучительным отупляющим чувством, в котором я никогда не признаюсь вслух. Ни себе, ни кому-либо другому. Ни одной живой душе. И неживой тоже.
Когда солнце, пробравшись через занавески, начинает царапать воспаленные веки, я встаю с кровати и плетусь в душ. Долго стою под колючей ледяной водой, изредка клацая зубами. Все жду, когда дурное наваждение ослабит свою звериную хватку, но этого так и не происходит. На душе по-прежнему хреново. Только теперь вдобавок к этому я еще и замерз как собака.
Высушив полотенцем волосы и наспех одевшись, спускаюсь вниз, чтобы выпить чашечку черного молотого. Без кофеина я вряд ли выдержу сегодняшний день.
Миную лестницу и разочарованно выдыхаю: в гостиной – традиционное семейное сборище. Елизавета приготовила очередной претенциозный завтрак и теперь счастливо светится, глядя на то, как дочь и муж и уплетают его за обе щеки.
Отвратительное зрелище.
– Тимур, доброе утро! – заметив меня, женщина улыбается. – Есть будешь?
Каждое утро она задает мне один и тот же вопрос и получает неизменный ответ:
– Нет. Не голоден.
Бросаю негромкое «доброе утро» отцу и, стараясь не глядеть на белобрысую макушку Леры, подхожу к кофемашине. Ее присутствие вымораживает похлеще холодного душа, поэтому я бросаю все силы на то, чтобы оставаться бесстрастным. Ну или хоть бы делать вид, что мне пофиг. Что меня не размазывает по стенке несбывшихся ожиданий, как таракана по кафелю.
– Тимур, я давно хотел у тебя спросить, – говорит отец, когда я сажусь за стол с чашечкой двойного эспрессо, – ты все еще общаешься с младшей дочерью Ланского? Как уж там ее? – напрягает память. – Вероника, кажется.
Вскидываю глаза на батю и при этом случайно цепляю лицо Грановской. Она попадает в поле моего зрения ненамеренно, но, пересекшись с ней взглядами, я уже не могу отвернуться. Будто под гипноз попал. Сердечная мышца пашет на износ, фигачит на предельных скоростях.
Лера первая разрывает наш зрительный контакт. Опускает длинные ресницы и концентрируется на стоящей перед ней тарелке. А меня снова злость накрывает. Снова слышу ее томное «Никита», брошенное в ночи…
Сука! Никогда еще в постели меня чужим именем не называли. Никогда. И это, мать вашу, с ума сводит. Адски злит.
– Общаюсь, – роняю коротко, делая небольшой глоток кофе.
Батя всегда одобрял мои отношения с Ланской. Говорил, что она хорошая партия. Ну еще бы, дочь замминстра по строительству – это не хухры-мухры. Полезные связи лишними не
