проведен обряд, остался в тылу. Моим поддельным хозяином вызвался стать доброволец. Его вместе со мной внедрили в СС. Предыдущего нашего разведчика раскрыли меньше чем через месяц. Мой поддельный хозяин продержался почти два, но также был раскрыт. Это входило в план. Согласно плану, узнав о провале, я немедленно поглотил поддельного хозяина и сбросил его память. Сделал вид, что стал демоном, и вскоре меня поймали. На допросе я честно рассказал, что в случае провала у меня была инструкция сожрать хозяина и сбросить память, чтобы она не досталась врагу. Я был силен и владел множеством полезных навыков, поэтому привлек внимание колдуна из руководства. Он забрал меня себе. И надел свой ошейник, не зная, что ошейник на мне уже есть. Это и являлось главной целью плана.
— Ох ничего себе, — ошалело проговорил Мончинский, а Виктор присвистнул.
— А дальше? — попросил Аверин.
— Я служил немецкому колдуну пять месяцев и двадцать один день. А потом случилось то, ради чего всё и затевалось. Мой хозяин попал на прием к Мартину Борману, секретарю Адольфа Гитлера. Див, который его охранял, был сильнее меня. Но моего нападения не ожидал никто. Я поглотил Бормана, а за ним и своего хозяина. А див Бормана сослужил мне хорошую службу. Освободившись, он напал на своих бывших союзников. Я сумел выбраться и сообщить информацию о местонахождении Гитлера и его дива своему настоящему хозяину. В ту же ночь Императорский див напал на них и уничтожил обоих.
Повисла долгая напряженная тишина.
— Владимир… ведь ты же герой… — тихо проговорил Мончинский, — почему об этом никто не знает? Даже я?!
— Вы можете запросить в архиве мое личное дело, если вам интересно. В нем на данный момент одиннадцать томов. Никто не станет их читать, поэтому каждому новому колдуну выдается выписка с наиболее важной информацией.
— А эта информация не важная?!
— В моем личном деле стоит отметка о том, что у меня высший уровень доверия. Думаю, этого вполне достаточно.
— А что значит «высший уровень доверия»? — спросил Виктор.
— Это значит, что див может командовать другими дивами, принимать решения и действовать самостоятельно, без колдуна. Или даже вопреки приказу колдуна. И исполнять задания повышенной важности или секретности, например, порученные лично его величеством. Хозяин о них может ничего не знать, — пояснил Мончинский, — но я думал, что ты получил этот уровень, потому что дважды добровольно возвращался на службу после э-э… гибели хозяина…
— И это тоже.
— Ну и ну… — удивленно выдохнул Виктор. — Мой отец, царство ему небесное, как-то взял в плен немецкого офицера и доставил в расположение своего полка. Так ему дали «Георгия». И вообще, его парадный мундир с кучей наград у меня дома на почетном месте висит. А у тебя, Владимир, выходит, «отметка в личном деле»? И всё?
— Я просто выполнял свой долг.
— Долг, значит… — задумчиво произнес Аверин, — ты знаешь, Владимир, сдается мне, что это мы все тут тебе изрядно задолжали… И я даже не представляю, как вернуть такой долг… — он обвел взглядом присутствующих, — предлагаю выпить за Владимира.
— Да!
Сам Владимир молчал и продолжал незаметно вертеть вино. Но когда все подняли стопки, тоже коснулся их своим бокалом.
Кузя смотрел на Владимира с нескрываемым восторгом.
— Я тоже хочу стать героем! — воскликнул он, а потом наклонился и громко зашептал:
— Хочешь, я тебе краковской колбасы порежу? У меня есть в холодильнике.
— Хочу, — уголки губ Владимира дернулись вверх, и он поднял голову. И проговорил, не глядя ни на кого конкретно:
— Если мне будет позволено, я бы тоже хотел сказать тост.
— Конечно, — обрадовался Мончинский.
Аверин молча поднял стопку. Его примеру последовали остальные.
— Я бы хотел предложить выпить за Арину. И за ту безымянную диву, которая погибла ради того, чтобы передать нам информацию. Их тоже никогда не наградят. И не угостят обедом.
— …Но если бы не они, Рождественский и ему подобные и поныне процветали бы… — добавил Мончинский, — да! Давайте за них выпьем.
Под звон стопок из кухни появился Кузя. У него в руках была тарелка, полная нарезанной колбасы.
Разошлись уже за полночь. Мончинский ощущал, что выпил лишнего, но, может, это и к лучшему, даже без спиртного голова шла кругом. Его давно терзало чувство вины. И с каждым словом дива этим вечером оно только усиливалось.
Владимир открыл перед ним дверцу, помог устроиться на сидении в неудобной тяжелой шубе и, обойдя машину, сел за руль.
…Интересно, могут ли оштрафовать за то, что за рулем пьяный див? Мысль почему-то насмешила, вряд ли такое придет кому-то в голову. Да и не выглядел Владимир нетрезвым, только чуть более открытым и разговорчивым, чем обычно. Наверняка див догадывается о чувствах колдуна, ощущает его эмоции, ведь за последние несколько месяцев их связь стала очень сильной. Мончинский такого не ожидал. Но на острове он впервые ощутил эту связь по-настоящему.
— Владимир, — наконец решился он, — я должен тебе кое-что сказать… точнее, кое в чем признаться.
Владимир неотрывно смотрел на дорогу. Мончинский бросил на него умоляющий взгляд.
— Я… — начал он и замолчал, не зная, как правильно подобрать слова, — я… хочу извиниться.
— Колдуны редко извиняются, — ответил див.
— Но я должен! Потому что я болван. Даже хуже… Помнишь, в начале нашей совместной службы ты… насмехался надо мной, над моим страхом, неуверенностью. Я тебя очень боялся. А твои насмешки и пренебрежение… они уязвляли мое самолюбие. Я чувствовал себя униженным. Злился. И мечтал тебя наказать, избить, унизить в ответ. Я… я даже придумывал, как буду это делать. Мы в Академии проходили рекомендации по воспитанию дивов. А раньше целые книги писали, как правильно… наказывать. Так вот, я купил такую книгу, «Как надобно черта к порядку призывать» называется… проштудировал ее. Дома до сих пор стоит.
— Хорошая книга, — Владимир внезапно улыбнулся, — я читал ее. Мой хозяин, старший подьячий Тайной Канцелярии, любил эту книгу мне цитировать.
— О… — Мончинский смутился еще больше, — но я всерьез думал над тем, чтобы пустить эти советы в ход. А однажды, помнишь, когда ты сказал, что мне «не стоит пытаться прыгнуть выше головы», причем смотрел так презрительно… Я чуть не сорвался. Еле сдержался, мне хотелось призвать свое оружие и там же, на месте, избить тебя. Я сдержался лишь потому, что понимал, как глупо и нелепо буду выглядеть. Как… ребенок, кидающийся с кулаками на взрослого в бессильной ярости.
Владимир на мгновение повернулся и посмотрел в глаза Мончинскому:
— Я ощутил это. Когда я воспитываю колдуна, я не щажу его чувства. Но воспитываю я только
