отстранился, заглянул мне в глаза. В его взгляде плескалась вселенская тоска вперемешку с неистовой любовью.
— Лена, я прошу лишь об одном. Поверь мне. Доверься. Все что я делаю — ради нас, ради нашего будущего. Как только одержу победу, тут же вернусь к тебе. Стану самым лучшим мужем, папой для Машки. Жизнь будет как в сказке, обещаю! Только подожди немного. Самую малость…
Я затрясла головой, цепляясь за Диму как утопающий за соломинку. Ужас леденил внутренности, разрывал сердце на части.
— Дима, умоляю! — голос сорвался в хриплый всхлип. — Не надо жертв, не надо крови! Отдай компромат властям, пусть сажают бандитов. А сам отойди в сторону, мы же обычные люди!
Но Дима словно и не слышал меня. Его лицо окаменело, а во взгляде вспыхнула неумолимая жестокость.
— Нет, Лена, — отрезал он стальным голосом. — Я не могу. Не имею права отступить. Это дело чести, вопрос жизни и смерти. Прости, но ты не понимаешь…
Он резко поднялся, начал торопливо одеваться. Застегнул рубаху, брюки, набросил пиджак. Всем своим видом давая понять — разговор окончен, решение принято. Не глядя на меня, бросил:
— Постарайся не волноваться. Береги себя и Машку. Я люблю вас. Дождитесь меня.
И широкими шагами вылетел из квартиры, хлопнув дверью. А я осталась на измятых простынях — раздавленная, оглушенная, разбитая. Рыдания рвались из груди, комом застряв в горле.
Господи, сделай так, чтобы он передумал! Вразуми, убереги, верни живым и невредимым. Не дай свершиться непоправимому! Ведь наша любовь достойна счастливого финала. Достойна вечности, а не испепеляющей войны…
44
Трясущимися руками я набирала номер Димы, снова и снова. Гудки, гудки, гудки — и бесконечная пустота вместо родного голоса. Писала ему сообщения, одно за другим. "Дима, пожалуйста, ответь!", "Умоляю, не делай глупостей!", "Я так боюсь за тебя!". Но в ответ — тишина и молчание.
Два дня я металась по квартире, не находя себе места. Позвонила на работу, сказалась больной. Всё валилось из рук, мысли путались. Только одно стучало набатом в голове — как он там? Жив ли, здоров? Не случилось ли непоправимое?
Звонок Ольги застал меня врасплох. Подруга сразу почуяла неладное, забросала вопросами:
— Ленка, ты чего пропала? Что стряслось? Голос у тебя — краше в гроб кладут!
Но я отделалась невнятным бормотанием, ссылаясь на мигрень и недомогание. Не могла, не хотела ни с кем делиться своей бедой. Даже с Олей.
Она еще долго трещала в трубку, пересказывая последние офисные сплетни. Оказывается, Роман всё-таки уволился, собрал вещички и свалил в неизвестном направлении. Но мне было плевать. Все это меркло и бледнело на фоне того ужаса, что творился в душе.
И вдруг меня осенило. Кто еще может вразумить Диму, достучаться до него? Ну конечно, мать! Она ведь тоже любит его, волнуется. Вдвоем у нас больше шансов.
Трясущимися пальцами я отыскала в списке контактов номер Маргариты Павловны. Сердце колотилось где-то в горле, когда я слушала длинные гудки. Наконец, на том конце провода раздался сухой, настороженный голос:
— Елена? Что-то случилось?
Слова полились из меня бурным потоком, вперемешку со всхлипами и рыданиями. Я сбивчиво пересказала наш разговор с Димой, его страшное намерение. Умоляла поговорить с ним, убедить отступиться, не лезть на рожон.
Маргарита Павловна слушала молча, лишь изредка потрясенно ахая. А когда я выдохлась, на том конце воцарилось долгое, гнетущее молчание. Потом она вздохнула и глухо произнесла:
— Елена, скажу честно. Вы мне не нравились с самого начала. Не та партия для моего сына. Но сейчас я вижу — вы и правда любите его. Волнуетесь за него. Это подкупает.
Я затаила дыхание, боясь спугнуть неожиданное понимание. А Дима's мать продолжила:
— Попробую поговорить с ним. Вдруг одумается, прислушается к голосу разума. Но особых надежд не питаю. Знаю своего мальчика — если что задумал, фиг своротишь.
— Спасибо… — выдавила я одеревеневшими губами. В горле будто застрял колючий ком. — Если удастся хоть что-то…
— Не премину сообщить, — отрывисто бросила Маргарита Павловна. И вдруг ее голос дрогнул, в нем прорезалась плохо скрываемая тревога:
— Елена, послушайте доброго совета. Возьмите дочку и приезжайте ко мне. Сейчас вам лучше не оставаться одним. У меня хорошая охрана, присмотрят. Да и вместе не так страшно. Вдруг какие вести будут…
У меня внутри всё похолодело от жуткого предчувствия. Неужели она тоже допускает худшее? Считает, что Диме грозит реальная опасность? От этой мысли подкосились ноги и потемнело в глазах.
— Х-хорошо… — выдохнула я, хватаясь за спинку стула. — Заберу Машу из школы и приедем. Часа через два. Только…
— Никаких "только", — жестко отрезала Маргарита Павловна. — Собирайтесь и выезжайте. Встречу вас у ворот особняка. И поторопитесь, Елена. Не нравится мне всё это…
Мы попрощались. Я заметалась по квартире, впопыхах сбрасывая в сумку вещи первой необходимости. О боже, школа! Надо забрать Машу, объяснить как-то…
Путаясь в собственных ногах, я помчалась к дочкиной школе. Влетела в здание, бросилась в кабинет директора. На ватных ногах ввалилась внутрь и, заикаясь, попросила позвать Машу.
Пожилая учительница смерила меня недоуменным взглядом и нахмурилась:
— Простите, Елена Сергеевна, но вы разве не в курсе? Машу еще час назад забрал отец. Сказал, что у них запланирована семейная поездка.
— Что? — тупо переспросила я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — К-какой отец? Егор, что ли?!
— Ну да, — кивнула учительница, явно сбитая с толку моей реакцией. — Маша обрадовалась, собрала портфель. Они весело о чем-то щебетали, направляясь к выходу. Странно, что вы не знали…
45
Очнулась я в кабинете медсестры. Надо мной склонились встревоженные лица учителей, кто-то совал под нос ватку с нашатырем. Но мне было плевать. В голове стучало лишь одно — Маша у Егора! Этого подонка, моего кошмарного бывшего. Господи, что же теперь будет?
С трудом поднявшись, я дрожащими руками схватила телефон. Набрала Егора, молясь, чтобы он ответил. После нескольких гудков в трубке раздался его насмешливый голос:
— О, какие люди! Лена, неужто соскучилась по мне?
— Егор, ты совсем сдурел? — прошипела я, стискивая телефон. — Какого черта ты забрал Машу? Верни ее немедленно!
— Ой, да ладно тебе, — хохотнул он. — Я ж от чистого сердца, позаботиться решил. Ей со мной будет лучше, чем с вами, голубками.
— Егор, — процедила я, борясь с подступающими рыданиями. — Не валяй дурака. Маша тут ни при чем. Скажи, чего ты хочешь? Денег? Так я найду, дам сколько скажешь. Только верни дочь!
В трубке воцарилось молчание. Потом Егор вкрадчиво произнес:
— Бабки —
