Я пинком захлопнула дверь. Рэй была права: я больше ничего не умею. И мама тоже не ошиблась.
Слова сестры не давали мне уснуть. Я пыталась представить свое будущее и будущее «Частного сыскного агентства Спеллманов», но не могла. Двадцать восемь лет я жила под одной крышей с родителями и работала на них. Других планов у меня не было, талантов и навыков тоже. Я хотела уйти, но не видела выхода – ни двери, ни окна. Поэтому перестала думать о себе и вспомнила об Эндрю Сноу. Я надела халат и спустилась в контору, чтобы еще раз изучить материалы дела.
Сон все не приходил. Полтретьего ночи в комнату зашел отец с тарелкой сыра и крекеров и поставил их передо мной.
– Рэй сказала, что ты ела «Фрут Лупс». Обычно ты не ешь хрустящие фруктовые колечки. Видимо, ты очень проголодалась.
– Спасибо, – сказала я и без церемоний принялась за закуску.
Папа сделал вид, что работает, но он пришел не за этим. Он задумал очередной неуклюжий разговор по душам, которые изредка практиковал с Рэй, а со мной обычно не отваживался.
– Если хочешь поговорить, я не против.
– Знаю, – ответила я вежливо, чтобы не обидеть человека, который принес мне крекеры и сыр.
– Я ради тебя на все готов, – сказал папа проникновенным голосом.
– И банк ограбишь?
Вздох.
– Нет.
– Вот видишь, уже не на все.
Отец подошел к столу и погладил меня по голове.
– Еще я тебя очень люблю.
Потом он оставил меня одну – копаться в деле Сноу. Мама нарочно выбрала загадку потруднее, перед которой я бы не устояла. Видите ли, я выросла в доме, где всему рано или поздно находится объяснение. Если кто-то оставил в холодильнике пустой кувшин из-под молока, то допросы будут вестись до тех пор, пока виновник не найдется. Обычно пустые кувшины оставляет дядя Рэй – такая уж у него привычка. Но не всегда правду найти так же легко. Иногда истины, с которыми ты давно сжился, внезапно меняются.
В понедельник утром я шла по коридору к выходу, когда случайно подслушала дружелюбный разговор между дядей и сестрой:
– Ты видишь, что я делаю, детка?
– Я не слепая.
– Молоко, соль и яйца смешиваем и взбиваем до смерти.
– У тебя лук горит.
– Замечательно. Пусть немного подпалится.
Я вошла на кухню под шипение и аромат яиц. Непосвященный решил бы, что дядя Рэй просто учит племянницу готовить свой любимый омлет. Однако я была посвященной и ни за что бы не поверила, что такое возможно. Поэтому задала вполне логичный вопрос:
– Вы что тут делаете?
– Я учу детку жарить омлет.
– Он заплатил мне пять баксов за открытый ум, – добавила Рэй, которая последний раз ела яйца еще в том возрасте, когда и ста слов не знала.
– Пора класть сыр, детка. И поживее, – сказал дядя и засыпал омлет чудовищным количеством сыра.
– Отлично. Вместо диабета ты схлопочешь холестериновые бляшки, – сказала я сестре.
– Хочешь? – предложил дядя.
– Ага, – ответила я и села за стол.
Мама пришла на кухню, когда я доедала омлет.
– Изабелл ест! Какое счастье! – воскликнула она.
– Ты невероятно наблюдательна.
– Я просто очень рада. Чем займешься?
– Поеду на озеро Тахо, поговорю с полицейским, который работал над делом Сноу.
– Он все еще на службе?
– Три года до пенсии. Он теперь возглавляет отдел.
– А по телефону с ним нельзя связаться?
– Можно. Но мне надо взять копию…
– Изабелл, есть на свете такая штука, называется почта Соединенных Штатов Америки. Объяснить, как она работает?
– Нет. Я еду на Тахо. Мне не нравится задавать вопросы по телефону. Так я не вижу, что люди делают руками.
– Ну, одна рука точно держит трубку.
– Меня интересует вторая.
– И откуда у тебя такое чувство юмора? – искренне удивилась мама.
– Слушай, ты поручила мне дело, и я над ним работаю. До встречи.
Дело Сноу. Продолжение
Рано утром я позвонила Абигейл Сноу и спросила, не осталось ли у нее школьных дневников Эндрю. Она хранила их в кладовке и после долгих уговоров и обещания, что больше я ее не побеспокою, согласилась их предоставить. Милл-Валли находится вовсе не по пути к озеру Тахо, но я решила сперва заехать за дневниками, пока Абигейл не передумала.
Миссис Сноу открыла дверь, одетая в платье с другим узором, однако очень похожее на предыдущее. Она не пригласила меня войти, просто отдала дневники.
– А мистер Сноу дома? – спросила я.
– К сожалению, нет.
– Снова играет в гольф?
– Да.
– Вы, похоже, вдова гольфиста.
– Простите? – раздраженно переспросила миссис Сноу.
– Вдова гольфиста. Так называют жен любителей гольфа. Видите ли, это очень долгая игра, поэтому иногда кажется, что… ну…
– Понятно, – остановила меня Абигейл.
– Спасибо за дневники, – сказала я напоследок. Мистер Сноу никак не выходил у меня из головы.
Утром я забыла посмотреть прогноз погоды, поэтому на обратном пути мне пришлось купить противоскользящие цепи. Трехчасовая поездка растянулась на пять с половиной часов борьбы с метелицей и свирепым ветром. Моя мама смотрела погоду и за это время позвонила мне трижды – убедиться, что я еще не свалилась в кювет и не встретила свою смерть. Все три беседы были примерно одинаковы:
– Алло.
– С какой скоростью ты едешь?
– Тридцать пять миль в час.
– Это слишком быстро.
– Но я же двигаюсь с остальными машинами!
– Изабелл, если ты умрешь раньше меня, я сойду с ума.
– Ладно, уже торможу.
По дороге я позвонила Дэниелу и попыталась сгладить нашу ссору, оставив непринужденное сообщение на его автоответчике:
«Привет, Дэниел, это Изабелл. Я подумала, может встретимся завтра или послезавтра? Или на следующей неделе? Когда тебе будет удобно? Я приготовлю ужин. Жутко хочу пересмотреть серию „Напряги извилины“, где врач подмешивает что-то Максу в вино и это оказывается карта урановой шахты на Мелнике. Но карта не сработает, если Макс не пробудет в вертикальном положении сорок восемь часов. Она должна проявиться у него на груди в виде сыпи. К сожалению, это происходит накануне свадьбы Макса и агента 99, и Макс пытается отменить церемонию. Никто не верит его объяснениям, все думают, он просто испугался. Потом Макса похищают агенты ХАОСа, которые хотят получить готовую карту и подстроить все так, будто он совершил самоубийство. Это же классика! Позвони мне».
