– Не то, – сказала Марина.
Потом Марина отложила в сторону горсть колец.
– А вот и то, что нужно.
Марина держала в руках круглый золотой кулон, гладкий со всех сторон, как капля.
– Это медальон, – сказала Марина. – Тут внутри фотография. Он раньше открывался, а сейчас запаян. Тут слева остатки петель.
– Сейчас поедем к ювелиру, – сказал Дима.
– Ты знаешь, кто там, – заявила Марина, – а я нет. Ты ведь знаешь, признайся.
Она наклонилась вперед.
– А ты? Не догадываешься? – спросил он.
Марина закрыла глаза.
– Он как-то связан с Леденцовой. Но я не знаю, как, – сказала Марина. – Они действуют вдвоем, он и Леденцова. Начальник Леденцовой, муж Леденцовой, брат Леденцовой, сама Леденцова в мужской одежде… Я не знаю!
Дима провел рукой по ее плечу.
– Ладно, поедем к ювелиру, – сказал он. – Ты все увидишь сама.
Марина почувствовала, как у нее задрожали руки.
– Марина Георгиевна, – позвонил Евгений, – к нам на счет наконец-то пришли деньги за пахучую квартиру.
– Хорошо, – сказала Марина. – Как там Настя?
– Влюблена. По-прежнему целый день сидит в аське. Строчит. Не может оторваться.
Олег Олегович пришел на работу. Правда, с похмелья.
– Ладно, – улыбнулась Марина. – Вы прекрасно руководите, продолжайте.
Она отключила связь. Потом Марине позвонил супруг, но она не взяла трубку. Дима вел машину. За окном проплывал ряд магазинов, кафе, бутиков, ресторанов… Ходили люди. Марина смотрела на них из-за тонированных стекол.
– Когда-то мы с Леной ходили вон в ту кондитерскую, – сказала Марина. – Еще детьми. Там продавались пирожные «шу» – много-много сливок, много-много фруктов, и все это – внутри колобка из слоеного теста. Мама всегда давала нам деньги. А теперь у меня не осталось ни сестры, ни матери.
Марина опустила голову. Из глаз потекли слезы.
– Все будет хорошо, – сказал Дима, – не плачь.
– Я очень переживаю за сестру, – покачала головой Марина. – Ты знаешь, я никак не могу простить Виталику, что он не схватил тогда в больнице преступника, который занес шприц, что вовремя не проснулся, что бросился на твою Карину, решив, что это она – убийца, что заснул в то время, как надо было… Да я и себе не могу простить. Возможно, мы бы уже все знали, и ни сестре, ни мне, ни Виталику ничего бы больше не угрожало.
Ладони рук Марины были влажными.
– А мне можешь простить? – спросил Дима.
Марина молчала.
– Ты много для меня сделал, – сказала она после паузы. – Я не знаю.
Дима едва заметно улыбнулся.
Ювелир оказался высоким брюнетом с томным взглядом записного сердцееда.
– Вот, – сказал он.
Марина закрыла глаза. Потом снова открыла. Дима смотрел на нее.
– Ты почему не смотришь? – спросила она.
– Мне ни к чему, – пожал он плечами. – Я все знаю.
Марина наконец перевела взгляд на открытый медальон. Сердце рухнуло вниз и забилось, как будто в него всадила зубы хищная злобная тварь. Из вскрытого медальона, из половинки золотой капли на нее смотрело родное и знакомое лицо.
– Я не верю, – сказала Марина. – Что-то здесь не так, это не та фотография.
– Та, – сказал Дима.
Марина взяла снимок и поднесла к глазам.
– Не морочь мне голову, – сказала Марина. – Это не может быть Виталик.
– Почему? – спросил Дима.
Марина молчала. С каждой секундой боль в ее сердце росла и росла. В голове зазвенело.
Очнулась она уже в машине. Работал кондиционер, обвевая лицо свежим ветерком, вокруг был приятный полумрак. Марина дышала все спокойнее и спокойнее.
– Ты подменил фотографию, – сказала она. – Что тебе стоило? Ведь это так просто. Взять у Лены из шкатулки золотую каплю, отвезти ее ювелиру, вскрыть, вклеить фото моего мужа, положить назад…
Дима вздохнул.
– Меня не удивляет, что ты никому не веришь.
– И давно.
Щелкнул курок. Марина откинулась на дверцу машины, прицелившись правой рукой в голову Диме.
– Сейчас все мои проблемы закончатся, – сказала она. – Жаль, что я не сделала этого раньше.
Он спокойно смотрел на нее.
– Убери пистолет, – сказал Дима.
Он завел машину.
– Поехали, – предложил он, – пусть Лена сама тебе все расскажет.
После минутного колебания Марина швырнула пистолет на заднее сиденье.
Сестра сидела в кровати и ела суши. Что-то начало складываться в сознании Марины, как будто мелкие кусочки мозаики, ранее лежавшие неструктурированной горой, теперь цеплялись один к одному, создавая цельную картину. Картина то складывалась, то рассыпалась, то снова складывалась, но уже по-другому, и все время казалась достоверной, как будто была истиной в последней инстанции.
– Ты и правда была любовницей моего мужа? – спросила Марина, присаживаясь на подоконник.
Лена подавилась суши. Глаза забегали.
– Нет, что ты, – растерянно сказала она. – Как ты могла подумать…
– Тебя видели с ним, – сказала Марина, надеясь, что сестра не распознает блеф. – И опознали.
– Ой, ну и что? – рассмеялась Лена, всплеснув руками. – Что ты? Мы однажды случайно столкнулись в супермаркете, он мне помог выбрать постельное белье, просто по-дружески. Ничего не было.
– А это? – спросила Марина, протягивая Лене вскрытый медальон.
Сестра побледнела, потом рассмеялась.
– А я и не знала, что он открывается. И что внутри там что-то есть. Я думала, кто-то пытается подставить меня, кто-то пытается убедить тебя, что я виновата, что Виталик твой виноват…
Лена посмотрела на Диму.
– Потому что вот этот человек посадил меня в яму! – закричала она, показывая на Диму. – А потом приходил и требовал… требовал… Я отказалась. Когда он понял, что я умираю, он помог меня найти, якобы случайно.
Лена посмотрела на Диму. Тот сел на стул и облокотился на спинку.
– Выгораживай, – сказал он Лене, – продолжай защищать свою любовь. При том, что у Виталика была еще одна любовница, и ты о ней знаешь.
Лена изменилась в лице.
– Защищай, – продолжал Дима, – ты сидела в яме и умирала, а она приходила и требовала сказать, где фотография. То она, то он. Или ты думаешь, что он все равно тебя любит? Несмотря на то что у него была жена и еще одна любовница, кроме тебя? Несмотря на то что он бросил тебя гнить и умирать в яме? Несмотря на то что пытался убить тебя, как только Марина вышла в туалет из палаты, и тебя спасло только то, что в палате был мой человек?