нас лет тридцать поголовно в брониках и иной защите, да и с рободесантом, скорее всего, нам эти патроны помогли, а то бы фиг отбились.
Еду я, рассуждаю, оглядываюсь. И тут из кустов, вращая головой, вылазит… курица. Но какая-то лютая, неправильная курица! Метр, без шуток, в гребешке! Гребешок стоячий, не дергающийся, хотя вращает башкой курятина очень бодро. И, приседает, как бы подкрадывается. Страус как родственницу увидел, так и задрожал, издав при этом этакий квакающий звук.
При этом, за первой курицей из кустов вышла ещё одна, и ещё. Десяток здоровенных птиц, засеменивших вокруг нас, с бешено зыркающими глазами. Что-то не нравится мне эта курятина, поёжился я, снимая пистолет с предохранителя. И еле успел — первая курица рванула к ногам страуса, нагнув башку как бык!
Но я нервный, шуток не понимающий, да и против куриного бульона — ничего не имеющий. Так что пристрелил курятину. А остальные, с угрожающим “ко-ко” очень быстро забегали вокруг нас. Но было их всего десять, а смотреть, что эти птахи сделают со мной и страусами (которые натурально крупно дрожали) — не было никакого желания. Так что начал я стрелять на куропоражение, перебив эту стаю, но пара оставшихся в лес успели смыться. А я, заинтересованный, слез со страуса.
Ну, во первых, это еда. А то у меня в рюкзаке только крупы. Во вторых — надо понять, что это за бешеные куры.
И выходило, что птицы чертовски мускулистые, поджарые и плотные под пером. Таких и вправду только на бульон. Клюв с зазубринами и язык с шипами — мясоеды, очевидно. Но главное — гребень и клюв. Гребень, хоть и нежно розовый, чертовски острый, костяной. Или роговой. Этакий шипастый нож на башке, даже не рог, а именно лезвие. И лютейшие шпоры, тоже острые как бритва.
И взрывающиеся метательные яйца, сам себе пошутил я. Но сам себе не посмеялся — ведь могут быть, хоть и маловероятно. И такой яичницей огрести — не смешно ни разу.
Ну, хоть бульон для готовки будет, прибрал я самую толстую курятину из присутствующих.
И поехал дальше. Ну и жизнь вокруг копошилась, активно жрала растения и друг друга. Правда куриный налёт был последним агрессивным нападением фауны до конца пути. Постепенно мы приближались к городу, фон рос. Ну а живности становилось всё меньше, а малины с клубникой — всё больше. Наконец, наткнулись мы на полянку в окружении практически непролазных зарослей.
И тут вставала дилемма: надо разбивать лагерь и ночевать. А потом уже мне идти в городок. Тащить страусов с собой, да и вообще ближе к городку — глупо, получат смертельную дозу. Или не смертельную, но заболеют, например.
А вот что делать с утра — непонятно. Если привязать страусов, то их могут сожрать. И я останусь без транспорта, да и перед птицами неудобно выйдет.
А если не привязывать — утопают куда-нибудь и не вернутся. Тоже не самое приятное дело, прямо скажем.
В итоге, перед тем как ложиться спать, устроил я натуральную засечную полосу, вокруг поляны. Посрубал окрестные леревья, срубил листву, ну и разложил разлапистыми и острыми ветками наружу. Это и мне спать спокойнее будет, ну и когда в город пойду — страусов защитит.
В ночи меня разбудило копошение и постанывание. Вскочил, подсветил фонариком из НЗ и искренне рассмеялся от зрелища. Луч выхватил из темноты видных сквозь ветки… волков. Волки как волки, серые, может чуть поменьше тех, что были. Но не факт, потому что волчары прижимались к земле, а освещёные, с поскуливанием убежали.
Но ржал я не столько из-за их трусливого поведения. Просто волки… жрали стебли клубники. При этом, у них были здоровущие глаза, что прямо указывало на ночной образ жизни.
Это выходит, что курицы — лютые стайные хищники, по настоящему опасные (и это без взрывающихся яиц, а с ними, если есть — совсем беда!). А волки — зашуганные ночные травоядные, пугливо грызущие в радиоактивной зоне стебли клубники. Может и не очень смешно вообще, но меня на смех пробрало. Особенно когда я представил ряд волчьих могилок и некролог: “Стая товарищей. Встретила курицу в неудачную ночь. Скорбим и помним”.
Ну а в остальном — ночь прошла спокойно. На рассвете в целости и сохранности нашлись страусы (два штука), я (одна штука) и моё барахло (не считано, но моё). Ассистент бегло вышел на связь и бегло отключился — до предоставления мне выборки полезных и осуществимых химеризаций был ещё день, рефлексы ещё развивались, ну а как занятный собеседник БАППХ был не очень. Сгодится, конечно, но у меня дел невпроворот.
Так что перекусил и задал страусам корм, вбил в центр поляны столб, повесил на него скрутку с барахлом. С собой же взял оружие (хоть и глупо, в зоне повышенной радиации, но до неё дойти и вернуться надо. И вообще — спокойнее), монокуляр, дозиметр и рюкзак. Последний нужен был безоговорочно — я уже примерно прикинул, как пропустить лямки в решётку вентиляции конвертора, так что тащить на ручках мне его не придётся.
Проверил и поправил засечную полосу, ну и начал прорубаться по направлению к городку. И вот, прорубаюсь и прорубаюсь, уже клубника пропала. Потом — деревья стали кривыми и согнутыми, малина лишилась шипов. Фон растёт, а города всё нет.
— Рентген уж близится, а города всё нет, — задумчиво констатировал я вслух, и тут уткнулся в потрескавшуюся стену, покрытую мхом. — Это я, получается, уже в городке, — дошло до меня.
Ну, в принципе — логично. Никто вокруг мёртвого городка вырубать лес не будет, а фон хоть и высокий, для животных фактически смертельный, но растениям всё относительно сносно. Что они, пусть кривые и косые, но отчётливо демонстрируют.
Ну, до эпицентра мне прорубаться вряд ли придётся — фон растёт и вскоре даже мох-лишайник расти не может. Да и эпицентр мне вряд ли нужен, а нужен мне склад. Но вот где он — непонятно. И на стене какого-то здания поясняющих надписей нет! Закономерно, но очень не по-товарищески со стороны стены.
Впрочем — обходить и идти примерно вперёд, а там сориентируюсь, логично рассудил я. Ну и потопал, временами срезая СЛУшкой мешающуюся флору.
Обошёл дом, оказавшийся одним этажом стандартного жилого — остальные этажи, похоже, обрушились внутрь. То ли взрыв, то ли взрыв и время, то ли чёрт его знает с чего. Интересно, но
