долго не могла подняться с постели. Голова гудела после ночи. Подушка все еще мокрая от слез, будто я и во сне продолжала плакать.
Матвей жив!
Все равно, где он и с кем он. Главное, что живой. Надеюсь, у него все хорошо. Он удивительный парень, искренний, добрый, любящий. Он просто обязан быть счастливым. Пусть без меня, без нашего малыша. Пусть так. Мы сильные с ребеночком, мы справимся.
Малыш вообще настоящий боец. Я так часто реву, нервничаю до головокружения! А ему хоть бы что, развивается, растет, мне на радость. И животик начал расти. Скоро заметно будет.
Улыбнулась и встала, подняла ночнушку, подошла к зеркалу. Ладонями провела по выпуклому шарику. Нужно бы узнать пол ребенка, начинать закупаться. Пока мелочи, чтоб Леша не видел, а потом, когда аборт поздно будет делать, Алешка никуда не денется. Я ему не нужна, мы и не видимся почти. Ребенок ему никак не помешает.
И все же какое чудо! Такая легкая беременность, даже токсикоз почти не мучает. Иногда подташнивает, но совсем чуть-чуть. Это все мелочи. Мечта моя на глазах сбывается, еще немного потерпеть и буду мамой!
— Оксана! — голос за спиной раздался, будто гром среди ясного неба. Я тут одернула руки от животика и закрылась ночной рубашкой. Леша стоял при входе в комнату и сверлил глазами. Поджала губы, растерянно наблюдая за его отражением в зеркале.
Он все видел.
Он все видел!
— Что ты делаешь? — его вопрос зазвенел в ушах. Алеша прошел в комнату, а после его рука упала на мое плечо. Волна мурашек скатилась градом по спине. Мужчина убрал волосы, выбившиеся из косы, наклонился ко мне и поцеловал в шею. Неприятно.
— Леш, пожалуйста. — Молю, чтоб отпустил. Что на него нашло?
— Вот подумал, а чего это моя невеста без внимания? — его грязная рука поползла по шее, груди. Пальцы расстегнули верхние пуговицы рубашки, шероховатая ладонь скользнула за ворот.
— Леша, не надо. — Шепчу, закрыв глаза, а пошевелиться не смею.
— Ну как же не надо. Не все же мне любовниц трахать, нужно и родную жену иногда ублажать. — Пальцами скользит между грудями, прижимает меня к себе. — Ты что делала? Зачем себя рассматривала?
Я перестаю дышать. Стальными клещами сжимает грудь. Судорожно распахиваю рот, стараясь глотнуть хоть каплю воздуха, и Леша расценивает это по-своему.
— Что, девочка, хочешь меня? Еще не забыла, как стонала подо мной? Как изгибалась? — Мужчина, наконец, смелеет окончательно. Его ладонь ложится на грудь, пальцы находят сосок и сжимают его до пульсирующей боли.
— Не хочу. — Слезы катятся по щекам, попадая в рот.
— А я подумал, к черту их всех. У меня же есть ты, моя родная.
— Я тебе не родная. — Нахожу в себе силы отшатнуться от Леши, но он тут же хватает меня за живот и вновь впечатывает в себя. Замирает. В отражении зеркала вижу, как его глаза снова темнеют, становясь ядовитыми.
— Что это? — гладит по животу. Его едва заметно. Если не трогать, то и не догадаешься, а он… трогает.
— Плотно позавтракала. — Брякнула первое, что в голову пришло.
— Нет! — одним рывком рвет рубашку. Пуговицы звенят по полу, а я остаюсь в одних лишь трусиках. — Ты меня хотела обмануть? Ты беременна?
— Нет! — хочется вскрикнуть, но вырывается лишь глухой шепот. Отчаянный, лютый. Будто крик о помощи.
Он не должен был узнать так рано, не должен! Я уже знаю, что он скажет. Боюсь услышать это, как огня!
— Я не слепой, Оксана. — Шипит меня на ухо, отпуская мое тело из своих рук. — От него?
Я молчу. Только слезы роняю, и качаюсь из стороны в сторону на ватных ногах. Стараюсь закрыть обнаженную грудь руками, живот под разорванной рубашкой прячу.
Леша не должен бы узнать. Не должен. Не должен.
— От своего малолетнего уголовника залетела? — будто сейчас взорвется. — Говори!
Я судорожно киваю.
— Собирайся. Поедешь аборт делать! — приказывает, хватает меня за плечо и ведет к шкафу. А я цепенею, не в силах ответить ничего. Живот болезненно сжимается от его слов, голова чугунная.
— Ну, что встала! Одевайся! — Бросает в меня первые попавшиеся брюки, блузку. — Оксана, не нервируй меня! Ты чем думала? Думала, я разрешу оставить выродка этого?
— Ребенок ни в чем не виноват! — Сама от себя не ожидала, что вскрикну. Зря.
Ладонь Алеши падает мне на щеку, звонко и больно. Ударил так, что перед глазами цветные мошки запрыгали.
— Остынь и собирайся. — Его кровожадная улыбка нависает надо мной.
У меня нет выбора. Леша все равно этого так не оставит. Я знала, что так оно и будет. Тешила себя пустыми надеждами. Даже если бы позже узнал, не разрешил бы оставить ребенка. Заставил бы написать отказ и оставить малыша в роддоме. Зря я строила планы. Зря радовалась. Размечталась. Так только в сказках бывает, что все счастливы. В жизни не так, жизнь жестче, несправедливее.
В своих мыслях натягиваю брюки и блузку. Леша тут же хватает за руку и тащит к выходу.
— Не поеду! — вырываю ладонь и торможу перед лестницей.
Мужчина поворачивается ко мне, смотрит в упор, будто придушить меня собрался.
— Что хочешь делай, а на аборт не поеду! — голос дрожит, срывается, но я буду бороться до последнего. Пусть бьет, раз больше ни на что не способен. Пусть меня задушит голыми руками, пусть пристрелит, но я никуда с ним не поеду.
Пока плавит меня глазами, где-то во дворе раздается выстрел.
Глава 26
Матвей
Придвинул стул к окну и стал ждать. Как только Распутин доедет до офиса Соколова, ему тут же станут известны все адреса соперника. И тогда он нагрянет. Соколов успокаивает, говорит, что в поселок он не сунется — место людное. Знает, бандитская рожа, что в таких местах обычно не прячутся. Соколов заверил, что этот дом самый безопасный. Но у меня все равно дурное предчувствие. Пистолет на подоконнике, уже заряжен. Пусть только сунется.
Рассвет завладел природой, озаряя лучами небо и таявший снег, отразился в лужах и вскоре потух. Ночь сменилась днем, погода разгулялась. Сейчас бы с любимой женщиной в постели голыми телами друг к другу прижиматься, и говорить обо всем на свете. Слышать смех, видеть блеск глаз и улыбку, растягивающуюся от уха до уха. Ласкать нежную кожу ладонями, горячую, послушную. А вот это все забыть к чертям.
Уже с утра во дворе соседнего дома шевеление. Два охранника у дверей курят сигареты, о чем-то смеются. Они предупреждены об опасности, но ведут себя так, будто
