понял, что это убеждения человека, который давно принял решение, и его уже не переубедить. Тимофей здесь ни при чем. Это было сильное осознание, и пока сыщик пытался его принять, он наблюдал, как Баркову становится не по себе от молчания.
Обдумав десяток ответов, Тимофей сказал:
— Спасибо, что уделил мне время.
Дойдя до двери, он остановился и обернулся, чтобы добавить:
— Лично я не думаю, что биологические родители многое определяют в нас. Ты — жёсткий человек и хам, но твоя дочь — одна из самых любящих и внимательных людей, которых я когда-либо знал. Если ты прав, то она получила это от своей матери. От тебя, к счастью, в Ирине нет ничего.
***
Тимофей провёл вторую половину дня в среду, дозваниваясь до остальных людей из списка арендаторов и вышагивая по станции. Он также часто проводил руками по волосам и поправлял их. Когда он работал в «Особом мнении», ему всегда было чем заняться. Если он не участвовал в активном расследовании, то помогал другим сотрудникам или общался с адвокатами и страховыми компаниями, подтверждая их выводы по другим делам. А когда находился на месте, то был частью команды, в которую входили ещё как минимум два следователя и эксперта. Здесь же он был предоставлен сам себе.
Не то чтобы ему нужна была помощь, чтобы сидеть и ничего не делать. Но отсутствие прогресса и работы сводило с ума. Прогулок с Джиной было очень много. На станцию постоянно заходили люди, утверждавшие, что им нужно сдать отчёты или заполнить документы, проверить оборудование и так далее. Но Тимофей знал, что это для того, чтобы проверить его. Они «удивлялись» появлению сыщика, потом спрашивали о братьях, не видел ли он Ирину, чем занимался, что его задержало на столько лет. У него болела челюсть от напряжения, от фальшивых улыбок, от того, что приходилось говорить: «Нет, я не знаю, кто стоит за пожарами» большее количество раз, чем он мог сосчитать.
Он был измотан и взбешён.
Тимофей не думал, что всё закончится за три дня. Он знал ещё до приезда, что улик будет недостаточно, чтобы однозначно указать на подозреваемого, а результатов лабораторных исследований пока не было. Но, кроме Баркова и Кирилла, он не знал, где ещё искать. Если не поймает виновного, то подтвердит всем, что он — семейная ошибка. У Николая была его музыкальная группа. У Никиты были его финансы. А чем занимался Тимофей?
Он должен был сказать дяде Марату, чтобы тот связался с областным Главным управлением МЧС и прислал кого-нибудь для расследования.
Но после того парада людей, который Тимофей увидел сегодня, он понял, почему дядя Марат позвонил ему. Скорее всего, поджигателем был кто-то из его знакомых, и он хотел, чтобы всё прошло как можно тише. Тогда, когда человек будет пойман, людям будет легче жить дальше. Дядя Марат любил этот город и был готов на всё, чтобы защитить его, как когда-то защитил Тимофея и его братьев, став их законным опекуном, когда умерла их мать.
А Тимофей сделает всё, чтобы помочь дяде Марату. Даже посетил вместе с добровольцами гриль-бар. Так что, когда случился очередной пожар, они смогут действовать сообща, поскольку отлично сработались как одна команда.
Глава 36
Тимофей откладывал отъезд с пожарной станции, сколько мог, а потом привёз Джину к дяде Марату и тёте Вике. Собака могла бы побыть одна в доме, но там она бы сильно заскучала, а с детьми Тани Бойко рядом ей будет весело. «Кто-то из нас должен хорошо провести ночь», — шутливо подумал сыщик.
Как только собака увидела тётю Вику, она взвизгнула, но когда дети вышли на крыльцо, пулей вылетела в открытое окно машины.
— Предательница, — с улыбкой сказал Тимофей, хотя и сам остался бы там, если бы не чувствовал необходимости работать дальше. Боясь, что не сможет уехать, если устроится поудобнее в гостиной, Тимофей помахал тёте Вике рукой и повёл машину дальше.
У него пересохло во рту, когда он заехал на стоянку у «Волги». Несколько минут сидел, глядя на здание. Он не любил дом, в котором вырос, но ему было хорошо там с братьями и Ириной. Об этом же месте он не мог сказать того же даже приблизительно.
Бар не изменился. В первый раз Тимофей пришёл сюда в седьмом классе. Впервые мама не вернулась домой до того, как Николай лёг спать. Тогда он учился во втором классе, и Соболевы жили в Лазурске чуть больше года.
Они приехали на велосипеде Николая и обнаружили Стеллу почти в отключке. Бармен Саша готовился позвонить и узнать, не может ли кто-нибудь забрать её, прежде чем вызвать такси. Эта новость быстро разнеслась бы по городу — Стелла Соболева была слишком пьяна, чтобы добраться до дома. Тимофей и Николай понесли её к мотоциклу. Они положили мать в коляску, и Тимофей, не имея даже водительского удостоверения, повёз их домой. Формально в транспортном средстве с ним находился водитель с правами. Мать. Но… Это было ужасно.
Сыщик не видел этого места с начала школы, поскольку к тому времени Стелла осталась дома и пила, пока год спустя не скончалась от инсульта.
Сидя в машине, нельзя было изменить прошлое или облегчить ситуацию, поэтому Тимофей мысленно дал себе встряску и направился внутрь. Пока глаза привыкали к жёлтому свету, он осматривал старое помещение. Если что-то и изменилось, кроме увеличения количества столиков и телевизора с плоским экраном, то он этого не заметил. С одной стороны находился бар, с другой — открытая обеденная зона. Официанты в обтягивающих чёрных футболках приносили еду на подносах. Сыщик представил себе мать на её привычном месте в углу бара, сгорбившуюся над пивом и рюмкой, которые обычно были пусты. Теперь там нет ничего, кроме призраков и воспоминаний.
— Тимофей, сюда, — позвал Равиль, и сыщик повернулся, чтобы увидеть пятерых парней, расположившихся за двумя сдвинутыми вместе столами. Все сидели лицом к телевизору и к нему. «К общению с Догмаевым придётся привыкать», — подумал Тимофей. Кто-то спросил «Что ты пьёшь?", и на мгновение он не знал, как ответить, поскольку первая мысль была о том, что он ещё недостаточно
