не оставлял ему наследство. Ян пытался выбить долги – теоретически он был весьма богат, но через неделю безуспешных попыток раздробил о стену телефонную трубку.
Только Ян и без денег знал, как сделать Кэт счастливой. Вот и сейчас ощутил: ей стало не по себе от того, что происходило на экране. Ян взял ее за руку и потащил к выходу. Они спустились на этаж ниже, но, когда до прозрачных дверей оставались считанные метры, он развернулся – и повлек Кэт через лабиринт ночного клуба, потаенными коридорами. Ян сбегал от Мариши, которую только что увидел. Приведение из прошлой жизни.
– Откуда ты знаешь, куда идти? – просила Кэт, сворачивая из узкого тусклого тоннеля в другой, точно такой же.
Ян только сильнее сжал ее ладонь.
Одна из дверей оказалась приоткрыта, Ян завел Кэт туда. Посреди комнаты стоял длинный стол с яствами. Похоже, здесь собирались потчевать гостей фестиваля. Ян протянул Кэт бутерброд с тунцом, такой же запихнул себе в рот и схватил бутылку шампанского. Они выбежали на улицу. Ян все не отпускал ее ладонь, пока они не оказались под мостом. Величаво текла река. Было тихо словно на окраине, а не в центре города. Они улыбались друг другу, доедая бутерброды. Потом Ян откупорил шампанское – пенистая жидкость стекла по ладоням на асфальт – отпил и передал бутылку Кэт.
– Твоя очередь.
Едва она сделала глоток, Ян выхватил бутылку и швырнул в стену. Кэт, вскрикнув, зажмурилась. Зазвенело стекло, зашипело шампанское.
– Что?! Что ты сделал?! Ян! Зачем?!
– На счастье, моя милая Кэт.
И они пошли по набережной, обнимаясь и смеясь, словно опьянели от того единственного глотка.
* * *
Кате нравился его шрам. Да, кривой. Да, заметный. Но он добавлял красоте Яна особую притягательную свирепость. И шарм. От этого слова, когда его произнесла Катя, Ян едва не захлебнулся смехом.
На него, бывало, оборачивались люди. Дети плакали, когда видели Яна вблизи. И вряд ли Катя осмелилась бы снять у него комнату, предстань он перед ней таким в первый день. Но… Ян все равно казался ей красивым. Даже, возможно, красивее, чем раньше.
Теперь каждая минута рядом с Яном получалась насыщенной, как целая жизнь. Катя упивалась их бесконечными прогулками, совместными завтраками, ломаным графиком, из-за которого казалось, что они плывут против течения города. Это было так упоительно: плыть против течения вместе с Яном. Ради такого удовольствия она отказалась и от работы расклейщицы, и от работы уборщицы, хотя деньги приходилось экономить. Она посещала курсы английского не чаще раза в месяц, впервые в жизни примеряя роль прогульщицы.
Родители волновались: Катя стала редко им звонить и комкала разговор, когда звонили они. Просто не хотелось тратить время на синонимы к слову «отлично», если эти драгоценные минуты можно было провести, обнимая Яна, гуляя с Яном под дождем или слушая музыку, прижимая ухом почти к самому его сердцу.
Катя открыла для себя, что до встречи с Яном даже толком не умела целоваться и теперь все поражалась, сколько удовольствия можно доставить мужчине лишь поцелуями. Она прилежно и с воодушевлением постигала эту приятную науку – как и другую, более интимную, более доверительную.
Это было хорошее время. И хотя Катя знала, что так не может продолжаться вечно, пока она ощущала себя ребенком, который катится на велосипеде по лесной дороге, раскинув руки и подставив лицо солнцу. Она ничего не боялась, просто наслаждалась теплым ветром, бьющим в лицо, запахом сосновой смолы и диких цветов.
Глава 21. День всех святых
Вечеринка в честь Дня всех святых показалась не такой уж и плохой затеей – по крайней мере, ему не надо было думать, как заплатить за выпивку.
Ян пригладил атласные лацканы черного смокинга, взятого напрокат. Стряхнул с плеча невидимую пылинку.
Со спины он выглядел как английский джентльмен: осанка наездника, безупречно сидящий смокинг, волосы, тщательно собранные в короткий хвост. Но стоило Яну повернуться, как взгляд ничего не подозревающего наблюдателя натыкался на неровный бугристый шрам, который в сочетании с идеальным образом выглядел особенно жутко.
Он был молод, умен. И красив – если стоять перед зеркалом в профиль. Но ему все еще не хватало удачи. Ян уже чувствовал ее приближение. Она дразнила его, заглядывала по ночам в окна, прокрадывалась в сны. Оставалось дождаться, когда эта птица осмелеет и подойдет достаточно близко, чтобы поймать ее за хвост. А пока Ян, как умелый охотник, не шевелясь, сидел в засаде, хотя уже затекли мышцы и хотелось курить.
Вечеринку устраивал Султан. Кроме почетных гостей со стороны, он пригласил многих работников своей сети казино по системе «плюс один». А это без малого три сотни человек. И пускай кое-кто обрадовался его щедрости, Ян знал, что для Султана информация дороже денег. Здесь, на вечеринке, все будут как на ладони: кто с кем встречается – тайно или явно, кто кому симпатизирует. Кто позволяет себе лишнего за столом с бесплатными напитками. У кого быстро развязывается язык. Наверняка в ближайшие дни Султан хорошенько перетасует колоду сотрудников: у него было то, что в казино называли «чуйкой». Недаром Султан и сам когда-то слыл фартовым игроком.
Ресторан находился через дорогу от казино и словно был его продолжением. Те же черные и красные цвета, зеркальные вставки, полумрак и никаких часов. Мужчины в костюмах, пусть и с кровоподтеками на лице. Женщины в вечерних платьях, хоть и с удавками на шее. Яна не покидало ощущение, что охранники в черном, расставленные по периметру, вот-вот внесут в зал рулетку.
Кэт была в восторге от всей этой показной роскоши: крохотных канапе с черной икрой, паникадила[5] со свечами, подвешенного в центре зала, огромных хрустальных бокалов, в которые вмещались, наверное, три стандартные порции то ли красного вина, то ли крови. Она старалась держаться как леди: спина – прямая, подбородок – приподнят. Но ее глаза восхищенно сверкали, а пальцы то и дело невольно сжимали локоть Яна при виде пауков из чернослива с лапками, нарисованными глазурью, отрезанных пальцев из теста и ветчины, пиал, наполненных клюквенным соусом, из которых на гостей таращились кусочки вареного белка, киви и маслин, сложенные в виде глаза. Все-таки что-то местечковое в Кэт оставалось.
На ней было длинное черное платье (местами разорванное в клочья) с таким глубоким вырезом на спине, что, обнимая спутницу за талию, Ян едва мог удержать ладонь на месте, а не соскользнуть пониже. Ее лопатки пересекали три длинные кровоточащие царапины, над
