Между тем, монахи облачились в принесенные ритуальные костюмы, Шеффер же взялся за Краузе:
- М-да! Оператор ты или выхлопной пшик яка? Делай свое дело, а то я начинаю жалеть, что зачислил тебя в состав экспедиции!
В ответ Краузе молча застрекотал кинокамерой.
- Воистину, - хмыкнул оберштурмфюрер, тоже потянувшись к сумке с кинокамерой.
Ритуал производил впечатление. Герман жадно ловил каждое движение, каждую гримасу монахов-актеров, стараясь постигнуть смысл происходящего, и тут же растолковывал постигнутое любознательной Еве. Девушка крепко держала профессора за руку и ловила каждое его слово.
- Просвещенный лама в поисках истины удалился от людей, - нашептывал в прекрасное ушко Крыжановский. - И вот сидит он в пещере-келье на крупной гальке без подстилки, не сходя с места, вместо сна медитирует, а вместо еды - читает манускрипты. Однажды идет мимо старая и очень мудрая женщина, решившая наведаться в пещеру к ламе. Тот, находясь в состоянии медитации, никак не реагирует на появление старухи, а она, воспользовавшись ситуацией, начинает всячески издеваться над медитирующим мудрецом: плюет ему на голову, пачкает нечистотами одежду и творит прочие мерзости. Лама же никак на это не реагирует. И только в тот момент, когда старуха крадет очень древний и ценный манускрипт, лама не выдерживает, вскакивает, но в пещере кроме него никого - бабка исчезла, потому что то была дакиня - дух гор, демоница, берегущая знания, схороненные в земле.
Толкуя увиденное, Герман внезапно почувствовал, как сильней забилось сердце - вспомнилась виденная на симпозиуме в Берлине госпожа Шурпанакха, которая точно так же исчезла, несмотря на преклонный возраст и очевидную немощь. Вспомнилась и древняя табличка доктора Гильшера, которую он, Герман, тогда читал.
Представление меж тем шло своим чередом. Герман продолжал комментировать увиденное:
- Понял лама, что это дакиня обернулась старухой, а еще понял, что не видать ему более ни манускрипта, ни покоя. Не исполнил лама обета, не достиг просветления, читая пыльный свиток. Не достигнет впредь, ибо потерял веру в истинность записанного в манускрипте. Решил лама отыскать злокозненную дакиню и пошел по свету. Долго бродил, пока не застала его как-то в пути ночь. Пришлось заночевать на кладбище. Тогда-то и явилась ему дакиня - вышла из разверстой могилы. Сказала, где искать просветления, и снова исчезла, посмеявшись над ламой. Тот, понятное дело, попытался схватить глумливицу, но не смог. Лама не пошел, куда велели, а двинулся прежним путем, надеясь, все же, отыскать и поймать дакиню. Долго шел - через долины и перевалы, знойные пески и обледенелые вершины. Пережил лама сто восемь оползней и столько же камнепадов и пришел к тростниковой хижине, где жила глумливая демоница. Не вышла встречать его хозяйка. Вошел лама в хижину, но попал во дворец, подобный дворцу всесильного раджи. Кидались на просвещенного ламу ожившие чучела чудищ, нападала охрана, состоящая из мертвецов. Но прошел лама. И нашел в тронном зале дакиню, сидящую на кресле из слоновьих бивней. Только была она теперь не уродливой старухой, а прекрасной обнаженной девой. Дева посулила ламе просветление и познание Истины. Посулила богатства земные и роскошную жизнь в раю Амитабхи. Не польстился лама, а изнасиловал и убил дакиню. Так мудрый лама обрел просветление. И для этого не понадобился ему древний манускрипт.
Представление окончилось, в монастырской тиши жужжали моторчики кинокамер. Ева смотрела с ужасом. Герман пожал плечами и пояснил:
- Воззрения последователей религии Бон всегда пугают непосвященных.
- И что, жители деревни, все эти монахи…, наш милый агпа…, все они исповедуют такую ужасную религию?!
Герман кивнул, но тут же поспешил заверить, что девушке нисколько не угрожает участь несчастной дакини. Профессор не обманывал - он действительно был в том уверен. Полностью обосновать уверенность, конечно, не мог, но видел ясно - не стали бы бонцы унижаться перед теми, кого собираются убить. А они унижались.
- Все не так! Концовка смазана! - кричал Шеффер. - Ты, в шапке, иди сюда! А ты, в юбке, ляг там! Не двигайся! Так и лежи! Эй, ты, сапожная набойка, ровнее лежи! Еще раз покажите финальную сцену с изнасилованием…
Начальник экспедиции говорил по-немецки, но при этом настолько выразительно жестикулировал, что тибетцы его прекрасно понимали.
Крыжановский подошел к Четиму, отвесил почтительный поклон и попросил объяснить смысл ритуала.
- Что ты хочешь узнать?
У внушительного вида монаха оказался чудной голос, да и речь звучала столь же необычно. И агпа, и Каранихи предваряли фразы обращением «господин» или «коллега» и фразы строили как можно витиеватее. Этот же лама, будто нарочно, игнорировал обе условности - почти как европеец.
Герман спросил, почему лама из спектакля разъярился на дакиню. Ведь он искал истину, и не имел права являть миру человеческие эмоции.
- Да, ярость не истинна, но если это природное свойство, то оно несет просветление.
- Зачем нужно такое просветление?
Четим помолчал недолго, но все же ответил:
- Торма из человеческого мяса противоречит истине, но если это служит самоосвобождению, то становится благом.
И еще:
- Треугольная жертвенная яма не истинна, но если человек имеет знание о бесконечности бытия, она - благо.
Герман не успел спросить, что за яма, лама пояснил ¬раньше:
- Яма, в которой сожгли тело язвительной дакини. Ритуалы бон зачастую ошибочны по форме и потому не истинны, но если они служат смущению поклонников ложных доктрин, то это - благо.
Герман испугался, как бы не покраснеть то ли от гнева, то ли от стыда и, поклонившись, двинулся прочь. Через несколько шагов пришлось бороться с желанием оглянуться - явственно представилось, как Четим смотрит вслед, высунув язык.
А агпа- заклинатель по-прежнему сидел под каменной аркой у ворот. Подсохшие глиняные пирамидки заполняли тазик до верха, и в настоящий момент заклинатель металлической ступкой толок их, перемалывая часовой труд в труху. Совсем как древний поэт-Миларепа.
Глава 6 Глаза-изумруды, внушающие страх
12 мая 1939 г.
На подступах к Лхасе, столице Тибета; 3650 м над уровнем моря.
Покидая деревню «друзей», Герман нисколько не сомневался: на пути к Лхасе экспедиция больше не встретит неожиданностей. Такую уверенность давало присутствие чудесного агпы, который выразил желание сопровождать европейских «коллег». Что же касается мотивов маленького монаха, то тут оставалось лишь развести руками - лишь круглый дурак станет верить заверениям про отплату за дармовой проезд до Дарджилинга или про благодарность за постный ужин. Однако, некий интерес в немецкой экспедиции у бонца имелся, и интерес, судя по всему, немалый. Не найдя объяснения, Крыжановский махнул на означенную загадку рукой и отдался на волю событийных течений, тем более, что в последнее время таковые неизменно выносили туда, где имелась твердая почва.
