суть.
Дина давно уже сидит лицом ко мне. Упираюсь лбом в ее, толкаюсь. Тремся губами, роняем признания. Она мокрая, с меня вообще льет, но это не мешает нам органично втираться друг в друга.
Одномоментно ловлю в ее глазах что-то космическое. Неземное. Всматриваюсь. Вглядываюсь в нее и тону в ней. Тону, захлебываясь. Я почти без воздуха. Задерживаю дыхание на сколько хватит, пока не приходит легкая асфиксия и только потом открывается второй этап поступления кислорода. Одного на двоих.
— Я тебя … Ты для меня все, Дина.
Замедляется ход времени. Мы будто в капсуле остаемся и наплевать на весь мир. Мою Барскую подбрасывает. Она крепче льнет, прячет лицо на груди. Обхватываю, даю познать и принять мое признание. Но вместо принятия, ярко ощущаю под ладонями как трясутся хрупкие плечи.
Замедляюсь. Обхватываю руками ее лицо, сцеловываю непролитые реки. Поцелуи неровные, рваные, но лучше их нет ничего.
— А ты для меня.
— Серьезно?
— Да.
— Дин, я клянусь тебе, ты не пожалеешь.
— Да.
— Иди ко мне, — зову не телом, она и так тесно прижата. Душой зову. — Дин, — не могу прерваться, наполняю ее и покидаю. Хочу, чтобы запомнила наше единение не только физическое, но и духовное. Только так и никак иначе. — Люблю. Я тебя люблю, Барская.
Раскаленное стекло керосиновой лампы с треском разлетается по пространству. Летит, сея осколки в наши тела, шрамирует и застревает в коже живыми свидетелями произошедшего. Это наша клятва. Наш завет, обет и я готов соблюдать его первым.
Я готов нести свою лютую любовь сквозь время, потому что боюсь потерять, что обрел с трудом. Держу крепко наше начало, наш исток и не дай Бог хоть кому-то помешать.
— Про меня ты все знаешь, Давид, — горячо шепчет Дина, а я отрицаю. Выпрашиваю признание или хотя бы что-то, что меня успокоит. Мне важно услышать подтверждение и Дина, конечно, не разочаровывает. — Ты для меня все, — повторяет снова и снова. — И я тебя тоже. Люблю. И всегда… я тебя всегда.
Глава 42
— Дина, благодарю за приглашение. Я рад, что сотрудничаю именно с вами.
Поднимаю бокал и чокаюсь с нашей находкой, с автором что подает огромные надежды. Желаю всего самого лучшего и спешу приветствовать следующих.
Сегодня официальная презентация моего издательства. Высший уровень, все как нужно и даже больше. Барский рекомендовал нашей команде самых успешных рекламщиков, промоутеров и помог без очереди выбить лучший зал для проведения мероприятия. Да, без него никуда. Наступило время, когда он словно моя тень. И даже когда Давид мотается по многочисленным командировкам, мы теперь всегда на связи.
Тот вечер открыл новую грань в наших отношениях, но вместе жить мы так и не стали. Я против. И что мы встречаемся тоже не знает почти никто. Давид если и удивился требованиям, но вида не подал. Лишь кивнул и быстро перевел тему для разговора.
Признаюсь, я капризничаю и пользуюсь своим теперешним положением. Вырываю все, что только можно. Минус один и очень большой, Давид начинает терять терпение. Он хочет меня себе в безраздельную власть, хочет, чтобы все знали, что принадлежу только ему. Ну вы поняли, я балансирую на грани. И да, я счастлива.
— Имена врываются в мир литературы, — надрывается на сцене известный ведущий.
Я обвожу взглядом взбудораженную толпу авторов, они довольны, наслаждаются триумфом. Мне так радостно, что им приятно. В глазах молодых начинающих людей плещется ожидаемое счастье, там жизнь, нескончаемая энергия и готовность работать и зарабатывать. Они прекрасны.
— Дорогие друзья, а сейчас нам скажет несколько слов редактор издательства. Я приглашаю Дину Барскую.
Мне очень волнительно. Лида забирает бокал из подрагивающих рук, а я, чуть придерживая шлейф поднимаюсь по ступенькам. Сколько же на меня смотрит людей. То и дело вспышки фотоаппаратов сверкают, щелкают как затворы. Народ включил телефоны, меня записывают, боже. Все хотят запечатлеть как можно больше памятных моментов.
Сначала я говорю немного стесняясь, а потом я замечаю, как в зал входит Давид. Он стоит позади, но я его отлично вижу. Он салютует мне бокалом, серьезно кивает. Так значит он завершил проект, хотя и говорил, что это практически невозможно. Немцы никого раньше не отпускают, я не понимаю, как ему это удалось. Но важно, что он здесь.
Выбираю Давида центральным звеном и слова льются потоком. Я умудряюсь и шутить, и сообщать важные новости, немного приоткрываю завесу о планах. А потом зал взрывается аплодисментами. Как во сне спускаюсь, раздаю улыбки направо и налево, пожимаю руки. Лида одобрительно кивает, говорит, что я молодец. В благодарность приобнимаю ее. Я рада, что она со мной.
— Прекрасно выглядишь, Дина.
На нас устремлены сотни глаз. И снова дурацкие вспышки. Может зря я затеяла дурацкую возню с тайной отношений. Прижаться к Барскому и поцеловать его становится нестерпимым желанием.
— Спасибо, — едва слышно спрашиваю, — как твоя поездка?
— Нормально, — когда он так жадно смотрит на мои губы, я почти теряю сознание, — наслаждаешься вечером?
Ответить не успеваю.
— Дави-и-ид, — капризный голос раздается совсем рядом, — как давно я тебя не видела, — изящные кисти ложатся на грудь моего мужчины и дива тянется к его щеке.
Барский чуть наклоняется, позволяя напомаженой твари коснуться его и при этом неотрывно смотрит на меня. А меня разрывает знакомая черная ревность. Перед глазами вспыхивают черные точки. Еще секунда и я просто оттащу эту наглую тварь за волосы.
— Таня, — отрывисто произносит, но по-прежнему только на меня смотрит, — рад видеть.
Его голос абсолютно равнодушен и безучастен. Он холоден и неприступен. Дива щебечет, заливается колокольчиком, но Давид не меняется в лице. Натягиваю на лицо улыбку.
— Потанцуем? Нам есть, что обсудить, — пытается взять его за руку.
Давид делает шаг назад, небрежно стряхивая с себя липучку. Он подходит ко мне и обнимает, на глазах у всех заявляя официальные права.
— Моя жена против. Тем более, что в не танцую ни с кем, кроме нее. Всего тебе, Таня.
— Жена? — растерянно лепечет. — Так ты вроде бы в разводе.
— Как видишь нет.
Слежу за ретированием растерянной дивы и пока прихожу в себя, злюсь от смешка со стороны. Смеется, сволочь. Он доволен, как бес, натворивший гадостей.
— Весело тебе?
— Ревнуешь?
— Еще чего, — возмущенно фыркаю, — нет, конечно.
— Ревнуешь! — обнимает и целует в губы. Щелк-щелк-щелк. Разрываются фотокамеры. — Дин, признайся.
— Пошел ты знаешь куда?
— Я тебя люблю, Дин. Только тебя.
— А я тебя, скотина ты!
— Признайся, хотела ей вмазать?
— Нет.
— Да. Я видел.
Смеется. Гад-провокатор. Больше он никто.
Я так и не
