растягивая мой страх и унижение.
Злополучная ёлочка, как я сразу же определил после того, как вынес её на свет Божий, так и не нашла своего пристанища в тёплом углу на паркетном полу, прогибаясь ветками под тяжестью игрушек и гирлянд. Но слегка попутешествовала в качестве колючего вещественного доказательства бездарно пропавшего дня. Проехалась она со мной на троллейбусе, исподтишка больно покалывая зазевавшихся пассажиров, прошлась пешком по улице, гарцуя на мне как на лошади, перекидываясь с плеча под мышку, потом опять, с элементами джигитовки на плечо, затем вниз, чтобы немного покачавшись в опущенной руке, снова взвиться вверх. Остановилась, шатко опираясь на тонкий ствол перед воротами моего дома, и замерла в раздумье.
О чем могло думать безмозглое дерево? Наверное, о том, что предательство не прощается (нет, не её, а мужичка в кепке, дебил, бля…), и не судьба ему (дереву), в лесу родившись ёлочкой, приносить радость, проведя последние дни своей обрубленной жизни в окружении праздника. Росла в глуши, срубили, потом забыли, вспомнили, бросили в кучу таких же, как она сама, только пушистых и зелёных, и повезли. Из светлых воспоминаний остались сумерки Нового базара, пыльный угол в милиции и увлекательная, с подколками, поездка в троллейбусе. Всё. Конец карьере, дальше, как не скачи и не тряси иголками, не понесут.
«Оставлю-ка я её в подъезде, — подумалось мне, жалея ни в чём не повинную свидетельницу моего позора, подругу за три рубля, — будет кому-то подарок. Идут люди, Новый год на носу, а ёлки нет. Тут заходят в подъезд, свят-свят, ёлка стоит… Вот радость!».
Но ни тридцатого, ни даже тридцать первого декабря в стране ёлочного дефицита не нашлось желающего подобрать заблудившуюся красавицу. И ни при чём здесь самосознание или деликатность соседей — уродство источника моих криминальных приключений было очевидно даже в полумраке дворовой арки.
Никто не позарился. Второго такого любителя дешёвых ёлок не нашлось. Даже даром она никому не понадобилась! Заметьте, даром — это абсолютно бесплатно.
Встретила ёлочка Новый год в подъезде, сиротливо прижавшись к холодной стене. Первого числа упала и так пролежала на боку до третьего января. В третье утро года наконец проспавшийся после затянувшейся встречи Нового года дворник выбросил её в мусорный бак или, как он ёмко называл его со специфическим профессиональным шиком, — «на сме́тник».
8. Новогодний праздник — инструкция по применению
8.1. С Новым 1977 годом от Рождества Христова!
Новый год лучше всего встречать без телевизора. Однако, как истинный источник точного времени, он имеет право на непродолжительное участие в празднике. Почему-то именно в этот трогательный переход из одного года в другой тянет к несвойственной деятельному человеку пунктуальности, такой, чтобы всё было секунда в секунду, тютелька в тютельку. Если собрались более чем один человек для встречи Нового года, то будьте уверены, их часы показывают всегда разное время, а споры у кого они точнее — бездоказательны.
Экран телевизора мерцает, звук приглушен. Наконец-то появляется долгожданная заставка и на экране возникает Генеральный Секретарь ЦК КПСС Дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев. До Нового года осталось минут пять-шесть. Повышенная готовность — звучит безапелляционный призыв:
— Бросайте всё и садитесь за стол! Быстрей, быстрей…
Звук телевизора делают громче, но в слова лидера обычно вслушиваются только самые азартные «политиканы», ищущие в заранее написанном и плохо отрепетированном выступлении какие-то скрытые, еле уловимые, флюидные намеки на колебания линии партии в следующем году, выискивая в заурядном тексте подсказку для собственного эквидистантого поведения в агрессивной среде прогрессивного человечества. Голосом из анекдотов Дорогой Генеральный Секретарь монотонно бубнит о достижениях и успехах. Чтобы повторить его стиль и интонации, нужно говорить глубоким баритоном, не разжимая зубов, медленно, с многозначительными паузами — получается смешно, но пародировать Брежнева вслух вредно. Инстинкт самосохранения подсказывает, что это пагубно не только для здоровья.
Не вслушиваясь в смысл потока правильных советских слов, безжизненно звучащих с экрана, улавливаешь долгожданное — повышение интонации. Наконец-то звучат заключительные торжественные пожелания генсека: «С новым юбилейным 1977 годом! С новым счастьем, дорогие товарищи!»
Встречающие Новый год товарищи, с шумом отодвигая стулья, встают и, согласно ритуалу и традиции, принимают стойку готовности номер один. Одним глазом косят в телевизор, контролируя ход минутной стрелки часов на Спасской башне, вторым, тоже прищуренным, настороженно посматривают на откупоривателя бутылки шампанского — самого опытного и хладнокровного из присутствующих. Каждое его движение — священнодействие. Он уже приготовился, грамотно удерживает бутылку под углом в сорок пять градусов, обхватив горлышко сильными уверенными пальцами. Медленно отводит большой палец и плотно прижимает им грибообразную пробку. Второй рукой неторопливо, содрав ногтем указательного пальца липкую тонкую фольгу, уверенно раскручивает стальную проволоку мюзле́, металлической уздечкой впившуюся, как правило, в матовый пробочный полимер, реже — в глянец спрессованной фелле́мы. Остаётся несколько секунд, проволока раскручена. Опытный мастер по микронным перемещениям пробки чувствует скрытую силу избыточного давления рвущегося на волю узника бутылочного карцера из тёмно-зелёного стекла. Вот пробка немного сдвинулась — можно спокойно удерживать выхлоп до последней секунды. А если пробка не движется? Возможны варианты — или шампанское переохладили, и снулые молекулы диоксида углерода никак не могут возбудиться, или на заводе шампанских вин кто-то сэкономил на газе, и внутри попросту не хватает силёнок, чтобы сдвинуть с места неподвижный кляп.
Дилетанты в таких случаях встряхивают бутылку, рискуя получить длинную пенную струю. Профессионал, наоборот, стараясь не взболтнуть, сильно и надежно ухватив пробку большим и указательным пальцами, немного раскачивая, постарается стронуть её с места и, тонко почувствовав податливое движение, зафиксирует такое положении до главного момента. Есть ещё дураки, особая категория дилетантов. Они в таких случаях вилкой протыкают полиэтилен пробки, выпускают какой-никакой газ, затем, мучаясь с покрасневшими от натуги лицами, пытаются вытащить пробку. Отчаявшись добраться до желанного содержимого, а куранты уже своё отзвонили, дураки прибегают к услугам ножа и перерезают горло неподдающейся пробке. Чуть позже возникнет проблема при сдаче бутылки, но это уже потом, в следующем году.
Итак, пробка на ходу. В руках замер живой, разбуженный организм, заточённый в стеклянную бутыль и джином рвущийся на свободу.
Пять секунд до перезвона курантов — пробка, зажатая в уверенной руке, покидает бутылку, зелёное горлышко, издав шипящий звук и приглушенный хлопок, выпускает белый дымок углекислого газа, и в подставленные бокалы струится шипящая влага. Белые пенистые айсберги, весело наполнив бокалы, на глазах меняют своё агрегатное состояние — шипят, постреливают в разные стороны и патетически увядают.
Торжественный перезвон — Новый год, ура! Под
