интересом глядя на жену.
Платье на ней не самое короткое, но далеко и не длинное. И накрасилась она ярко, как если бы собиралась в клуб соблазнять кавалеров.
— И моложе, — добавил он.
— Так она еще и старая!
— Не молодая… — Семен стоял возле холодильника с пустым стаканом в руке.
— Стакан можешь с собой забрать. Алевтине подаришь, челюсть вставную ночью в нем хранить.
— Нормальные у нее зубы… И все остальное!
— И чем эта давалка лучше меня?
— Тем, что у нее душа есть.
— А у меня души нет?
— Может, и есть, но я не видел. Не открывала ты мне свою душу!
— Может, перед тобой еще и раздеться? — едко спросила Майя.
— А почему бы и нет? Если ты мне жена!
Семен со стуком поставил стакан на кухонный стол, вплотную подошел к Майе, решительно взял двумя руками за талию и прижал к себе животом. И столько твердости было в его взгляде, что Майя даже не пикнула.
— Вообще-то мы разводимся, — в томительном ожидании сказала она.
— Ну, пока еще не развелись!
Он смотрел прямо в глаза жены, она чувствовала силу его желания, оно притягивало ее как магнит.
— Знаешь, ты кто? — спросила Майя, ощущая свою перед ним беспомощность.
— Знаю! — Семен сгреб ее в охапку и усадил на стиральную машину.
Майя завороженно смотрела на супруга. Отец тоже усаживал маму на стиральный автомат, и она знала зачем. Похоже, пришло ее время. От одной только этой мысли внизу живота стало горячо и что-то сжалось. И если Семен мог это что-то разжать, то почему бы и нет. В конце концов, он законный муж.
— Нам нужно ехать, — устраиваясь поудобней, сказала Майя, лишь бы что-то сказать.
— Ну поехали! — кивнул Семен, задрав подол платья.
Майя даже не дернулась. Егорка с Витькой где-то на реке. Калитка, возможно, открыта, но мальчики домой возвращаются шумно, она их услышит.
— Ты вся такая горячая. — Семен жарко дышал Майе в ухо, и это еще больше возбуждало ее.
Но когда он стал стаскивать с нее трусики, она подумала об Алевтине, с которой он был.
Ладно, Семена накрыло волной, забросило в какую-то шлюпку, но веслом своим он махнул! Вдруг Майя заразится от Алевтины и станет такой же потаскухой.
— Иди ты! — Она оттолкнула от себя Семена, но тот уже не мог остановиться, трусики улетели куда-то за стол.
— Да пусти ты! — громко, во весь голос потребовала Майя.
Но Семен лишь сильней надвинул ее на себя, заставив еще шире раздвинуть ноги.
— Пусти, я сказала! — закричала она.
Но сжатая внизу живота пружина вдруг пришла в движение, кто-то чем-то и животрепещущим толчком продвинул ее в глубь тела. Майя поняла, что произошло, она еще раз попробовала оттолкнуть Семена, но пружина разжималась, горячей щекоткой разливаясь по телу. Боли не было, появилось желание расслабиться… И еще Майя вдруг поймала себя на мысли, что вовсе не думает о Фомине. Если что-то произошло, то с мужем, а третий лишний.
Но, видимо, Фомину не понравился ход ее мысли, и он решил вмешаться, остановить Семена. Его никто не звал, а он ворвался в кухню, схватил парня за плечи, оторвал от Майи. Она даже не поняла, откуда Фомин взялся, как вдруг свалилась со стиральной машинки, в падении сдвинула ноги. Причем стыда она не чувствовала. Стыдиться должен был Фомин.
— И что это значит? — натягивая подол платья, истошно спросила Майя.
Семен выбрался из-под стола, куда его забросил Фомин. Кажется, он ударился головой о трубу парового отопления.
— Ну ты же кричала!
— А почему на «ты»?… Я, между прочим, замужняя женщина!
— Извините, — заметно растерялся Фомин. — Калитка была открыта, во дворе никого, и в доме кто-то кричит…
— А если калитка открыта, любой может входить?
— Я не любой, я участковый.
— И у вас есть постановление на обыск? — спросил Семен, волчонком глядя на Фомина.
При этом он застегивал брюки и казался нелепым, но Майя его ничуть не осуждала. Она ощущала себя такой же жертвой полицейского произвола, как и он.
— Постановления нет. Предупреждение есть.
— Какое предупреждение?! Семен ничего противозаконного не делал! — заступилась за мужа Майя.
— Предупреждение об опасности.
Фомин взял себя в руки, он выглядел так, как будто ничего не произошло, но на Майю старался не смотреть.
— Какая опасность? — скривился Семен.
— А ты знаешь, кто такой этот Сойотов? — резко глянул на него Фомин. — Узнает, где ты живешь, и придет разбираться. Порядок у него такой.
— Ну пусть приходит. — Семен не выдержал взгляда Родиона, повернул голову к окну.
— Кто такой Сопотов? — спросила Майя.
— Очень опасный человек. Уголовник. Рецидивист. Он может и убить.
— Пусть попробует! — как-то не очень грозно вскинулся Семен.
— Не надо ничего пробовать… — Фомин пристально посмотрел на него. — Где Егор с Виктором?
— Гуляют.
— В дом их давайте, и закройтесь на все замки. Ружье есть?
— Найдется.
— Если что, стрелять только в доме или во дворе, за пределами усадьбы нельзя.
— В кого стрелять?
— А еще лучше уехать к родителям, — сказал Фомин, глядя на Семена. — Там вам будет спокойней.
— Я что, по-вашему, не смогу защитить свою жену?
— Надеюсь, что сможешь. Все очень серьезно, поэтому давайте, закрывайтесь. И если вдруг что, звоните мне. Я буду рядом.
Фомин ушел, и только тогда Майя обиделась на него. Если ей и Семену что-то угрожает, если он такой крутой, то почему уходит? Мог бы и остаться, пистолет у него есть.
Но очень скоро у нее возникли другие вопросы.
— И кто такой Сопотов? — спросила она, с подозрением глядя на Семена.
— Только не думай, что я его боюсь! — заносчиво сказал Гуляев.
— Кто такой Сопотов? — повторила Майя.
— Я сказал ему, чтобы он проваливал! И вовсе не потому, что мне нужна Алевтина!
— Так Сопотов ее муж?
— Да класть я на него хотел!.. И Алевтина мне совсем не нужна!
— Нет?
— Дело не в ней! Дело во мне! С ней я почувствовал себя мужиком!
— Ух ты!
— Я и сейчас чувствую себя мужиком!
Майя только сейчас вдруг осознала, что пятится от Семена, он надвигался на нее, а она сдает назад. Так она двигалась, пока не врезалась задом в стиральный автомат.
— Сопотов набил тебе морду? — злорадно спросила она.
— Нет.
— Но может?
— Я не буду его ждать. Я сам пойду к нему. Надо будет, убью! — Семен смотрел на Майю, но видел перед собой кого-то другого, возможно, Сопотова.
А смотрел он неистово и одержимо. И она вдруг поверила ему. А ведь он действительно готов был убивать.
— Из-за своей Алевтины? — с обидой и даже завистью
