оказалось четыре рыцаря, однако, для Карнача, привыкшего биться в любых условиях, обстановка была выигрышной. На мосту было темно, а он мог ориентироваться на слух, и чувствовал, где проходит край моста. Потому уже первый подбежавший к нему алкорец встретил мощный парирующий удар. После этого капитан ловко развернулся, отбросил его ударом ноги в грудь и нанёс точный удар в шею. Второго Рагнар вытолкнул с моста. После этого они остались двое против двоих, и в результате краткого поединка оба алкорских рыцаря были повержены. На мосту снова стало тихо, но теперь со стороны скал за ущельем слышались крики и лязг оружия. Карнач устремился туда, но подоспел лишь, чтоб увидеть последствия короткой и кровавой стычки.
- Фарид ранен, Лурье и Дюпон убиты, - мрачно доложил Стаховски и полез в подсумок за аптечкой, чтоб заняться раной на плече Фарида.
Карнач осмотрелся. На сей раз алкорцев было больше. Он насчитал одиннадцать человек, и теперь они лежали на крохотном клочке земли между скалами, а где-то неподалёку ржали встревоженные звуками битвы лошади. Карнач проверил оставшихся в его распоряжении людей. Кроме Фарида ранения получили Клеман и Игнат, который в пылу боя даже не заметил длинный порез на шее, а, увидев его, только отмахнулся с досадой. Тем не менее, Валуев заставил его сесть и залил рану золотистым спреем из баллончика, который сразу застыл прочной плёнкой, продезинфицировав рану и запечатав рассечённые сосуды.
Расставив постовых на подступах к мосту, Карнач снова вернулся на хрупкое каменное сооружение, чтоб разминировать его. При свете факелов это было небезопасно, но он не решился оставить бочки с порохом под ногами у армии, которая уже утром должна была пройти здесь. Им с Рагнаром удалось найти три бочонка, которые они, недолго думая, сбросили вниз, в ущелье.
Вернувшись к началу моста, он устало присел на камни возле скалы и покачал головой. Он думал, как воспримет Марк потерю ещё двух друзей, и о том, что лишь по счастливой случайности он сам до сих пор не потерял ни одного из своих людей. Об этом он до последнего времени даже не задумывался. Его беспокоило, что его ребята, ввязавшись в эту чужую и бессмысленную войну, приняли её условия и начали убивать тех, кого вдруг сочли врагами, но то, что эти враги могут так же точно убить их, ему даже не приходило в голову. Ранения Фарида и Игната, а также гибель Лурье и Дюпона его отрезвили. И он снова начал понимать, что все они попали в смертельную ловушку, из которой нет выхода. Он был совершенно бессилен уберечь своих людей в надвигающейся мясорубке, когда вся их уникальная подготовка, всё везение, всё мужество будут смяты грозной машиной надвигающейся войны. Он уже ничего не сможет сделать, чтоб спасти их от этой участи. Карнач вдруг понял, что боится не своей смерти, а гибели своих ребят, любого из них, и этот страх приводил его в отчаяние.
Так он и сидел в тишине, прислушиваясь к тому, как переговариваются где-то неподалёку его товарищи, свободные от караула. Они устраивались на ночлег и буднично обсуждали итоги стычки, а где-то рядом с ними лежали тела погибших алкорцев и двух землян, мужчин, честно выполнивших свой долг и отдавших жизнь за свои идеалы. Но что значили эти идеалы по сравнению с их загубленными жизнями? Что такое Алмазное Сердце, существует ли оно или это всего лишь местный аналог Священного Грааля? За что погибли Клеман и Лурье, выжившие в застенках луара и многочисленных стычках? За короля, которому наплевать на их судьбу, потому что у него таких рыцарей ещё несколько тысяч? За процветание Сен-Марко, и без Алмазного Сердца доминирующего в этом мире? За Алмазное Сердце, от которого им самим ни тепло, ни холодно? Карнач понимал, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не сможет принять мировоззрение этого мира. Ему важны были его ребята, Марк, может, Делвин-Элидир, как человек, проявлявший к ним дружеские чувства. Но остальные… Этот король, которого ненавидят собственные подданные… Это чужой мир, и чем дальше, тем больше он понимал, что хочет вернуться домой и забрать отсюда своих ребят.
Что-то мягко коснулось его плеча. Он был удивлён. Что здесь могло коснуться его? К тому же прикосновение было таким ласковым и в то же время ощутимым. «Как касание ангела», - вдруг подумалось ему. Он поднял голову и замер. Было довольно темно, но не узнать её было невозможно, несмотря на кольчугу и мягкие отблески на красивом, отделанном золотой гравировкой нагруднике. Её лицо было отчетливо видно в полумраке, словно оно излучало внутренний свет, и казалось, что от её кожи даже исходит мягкое золотисто-белое сияние.
- Командор? – Карнач привычно вскочил и вытянулся по стойке «смирно», но чем больше он вглядывался в знакомые черты, тем больше ему казалось, что это сон. – Дарья Ивановна…
- Да, Саша, это я, - деловито кивнула Северова и окинула его быстрым взглядом.
Ему показалось, что ей понравилось то, что она увидела. Что ж, доспехи всегда ему шли.
- Вы?.. – он невольно поднёс руку к своему лицу, намекая на это странное свечение, но она только усмехнулась.
- Неудачный выбор тонального крема. Не обращай внимания. Лучше объясни, что за бардак здесь происходит?
- Бардак?
- Ты понял, о чём я. Мне известно, что король Сен-Марко ведёт своё войско к Грозовой горе, и я догадываюсь, что его интересует Алмазное Сердце…
- Оно существует? – тут же перебил он.
- Я его не видела. И никто не видел. Возможно, кроме Олдриджа, но он не распространяется на эту тему. Так что происходит, и что вы здесь делаете?
- Мы давно поступили на службу к королю Ричарду… - внезапно смутился он. – И просто выполняем свою работу.
- На чужой войне? Карнач, у тебя проблемы с головой? Почему здесь твои люди?
- Я по порядку всё расскажу, ладно, Дарья Ивановна? А потом вы будете решать, правы ли мы, находясь здесь.
Он сам знал, что неправы, но когда начал рассказывать о Делвин-Элидире, о Марке, о старпоме де Мариньи и той вылазке к замку барона фон Деррека, ему показалось, что они действовали вполне логично и обоснованно. До тех пор, пока не сдали трёх захваченных в горах алкорцев. И потом тот бой на горной дороге, в котором они вместе с де Сегюром перебили два десятка рыцарей противника. И здесь…
- Я понимаю, что мы нарушаем
