Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
При росте 175 см и весе 78 кг Ларионов выглядел самым безобидным среди своих партнеров по команде, которые решили выступить против мощной советской хоккейной системы. До тех пор, пока он молчал. Но когда он начинал говорить, особенно когда на нем были очки в круглой оправе, чем-то роднившие его с Джоном Ленноном, его легко можно было принять за революционера из фильма «Доктор Живаго», замышлявшего свержение династии Романовых. Отвечая на вопросы журналистов, Ларионов всегда был честен и открыт, что в коммунистической России было опасной привычкой.
«Человек должен жить так, чтобы чувствовать себя человеком – в своей голове и сознании, неважно, где он живет и чем занимается, – писал Ларионов. – Для меня это всегда означало общение с людьми – не только советскими, а со всего мира. Общение для меня очень важно. Изолироваться и ограничивать себя только хоккеем – это не мое. В противном случае вы быстро пожалеете, что потратили свою молодость – лучшие годы жизни – на сплошной хоккей. Я не мог допустить, чтобы это произошло со мной и моей семьей».
Осенью 1988 года битва Ларионова с Тихоновым зашла в тупик. И Игорь понял, что ему надо сделать. Отложил в сторону клюшку и взялся за ручку.
– Я – хоккеист, не более того, – говорил Ларионов годы спустя в одном интервью. – Это моя профессия, мое любимое дело. Я бы ни за что ее не променял на что-то другое. Я никогда не думал о журналистике… Даже в самых смелых мечтах не предполагал, что когда-нибудь напишу заметку, которая вызовет такой резонанс. Поэтому любопытно вспомнить события, которые побудили меня написать то открытое письмо…
Ларионов рассказывал, как все эмоции, будоражившие его с 1981 года, когда его фактически принудительно заставили перейти в ЦСКА, выплеснулись на бумагу. Более семи тысяч слов, словно стрелы с ядовитыми наконечниками, были направлены в сторону властного и неприкасаемого самодержца Тихонова. Заметка была опубликована в октябре 1988 года в 44-м номере журнала «Огонек» – крупного и влиятельного еженедельного издания, которое достигло пика во время perestroika под руководством главреда Виталия Коротича, приветствовавшего прокапиталистический и проамериканский подход.
Письмо Ларионова, как он сам выразился, было настоящей бомбой, вызвавшей бурную полемику. Это был первый выстрел советских звезд, который в итоге приведет к драматическим изменениям в мире спорта, как и в остальном обществе.
«Уважаемый Виктор Васильевич!» – так начиналось то письмо. 18-я и 19-я страницы «Огонька» были первым ударом двадцатисемилетнего Ларионова по остаткам железного занавеса.
В своем письме он говорил о том, что, несмотря на существенные перемены, охватившие Советский Союз при glasnost Михаила Горбачева с 1985 года, в хоккее практически ничего не изменилось. Тихонов тренировал сборную и ЦСКА, контролировал своих игроков плетью, словно дрессировщик. Он держал их на уединенной тренировочной базе фактически круглый год, практически не разрешая проводить время с семьей и друзьями.
«Так вы, Виктор Васильевич, превратились за последние годы в этакого хоккейного монарха: захотите – накажете, захотите – помилуете! – писал Ларионов. – Десять месяцев в году мы находимся в отрыве от дома: бесконечные поездки, игры, а нет игр – сборы… Режим суров. Легче перечислить, что нам можно, чем то, что нельзя. Можно есть до отвала, кормят нас на славу, можно сыграть в шахматы или нарды, можно поспать. Остальное – тренировки. После игры – в автобус. Машут вслед наши жены и детишки: «До свиданья!» Они – домой, мы – на спортбазу. Благодаря вам, Виктор Васильевич, остается лишь удивляться, как жены наши от нас детей рожают: ведь нормальные взаимоотношения хоккеиста с женой тоже не вписываются в вашу программу».
«Страна учится мыслить по-новому. Пора бы заняться этим и нам, спортсменам!» – таким призывом закончил свое письмо Ларионов.
Многие годы спустя он признался, что опубликовал его с целью «открыть глаза общества на реальное положение дел в системе. Я делал это не для себя, а для всей команды».
Само собой, это мало способствовало улучшению отношений между Ларионовым и его тренером, в то время как Тихонов знал, как отомстить за это публичное унижение. ЦСКА и рижское «Динамо» должны были отправиться на серию матчей против команд НХЛ, которая была назначена на декабрь 1988 и январь 1989 годов. Ларионову безумно хотелось принять в ней участие.
«Каждый профессиональный хоккеист мечтает сыграть серию подобных матчей в Канаде, – писал он в автобиографии. – Нет более суровой проверки мастерства и характера».
Ларионов не удивился, когда его не включили в заявку на этот выезд. Но и сдаваться он не собирался. У него оставался еще один козырь. Игорь прекрасно понимал, что если и он не сработает, то на его карьере можно будет поставить крест.
«Моя последняя надежда была на товарищей – Фетисова, Владимира Крутова и Сергея Макарова. А они будто бы стояли в стороне и ничего не делали, – сетовал Ларионов. – Друзья, вы раз за разом говорили мне после того номера «Огонька», что полностью солидарны со мной и разделяете мою позицию. Так докажите же это делом, а не словом!»
Ларионов писал, что он был в бешенстве от пассивности товарищей, сердился, расстраивался и мучился душевно. Тем не менее он отправился в Новогорск на базу, чтобы встретиться со своими партнерами по звену и обратиться к ним с просьбой.
«Они прекрасно понимали, что происходит, – тренер мне мстил, – писал Ларионов. – Это было нечестно, но… Я ехал по Ленинградскому шоссе. Мне хотелось кричать: “Где же эти друзья, когда нужна их помощь?”»
Он сидел за завтраком, пытаясь скрыть отчаяние от своей жены Елены, как вдруг Ларионову вновь позвонили. Он снял трубку. Это был Фетисов из Новогорска. Вместе с Крутовым и Макаровым они подписали петицию, требуя тренера взять Ларионова на выезд в Канаду. Либо он будет в составе, либо они пересмотрят свой статус в команде.
Друзья вступились за него, предъявив тренеру ультиматум. Следующим утром Ларионову снова позвонили. На другом конце провода был помощник главного тренера Борис Михайлов.
– Игорь, – сказал он, – немедленно собирайся.
* * *
Теперь уже Фетисову досталось от Тихонова за публичное унижение. А его отец звонил Ларионову и обвинял того в чудовищном предательстве.
Ларионов всячески заверял Александра Максимовича, что он вовсе не бросил своего друга. Этим разговором он также поделился
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
