их руки были очень нужны на кухне. Рубашку вышили густым узором у ворота, по подолу, рукавам возле запястий и локтей и по всем швам – в основном синим, зелёным, белым и немного красным цветами. Тёмно-синяя юбка и корсаж были расшиты так же, потому что синий и зелёный в сочетании были цветами Свёернундингов, а красный и белый – традиционными для женских одеяний. Ингрид чувствовала себя слегка неуютно в новой одежде, плотной от вышивки. Кроме того, мать дала дочери ожерелье, тяжёлые серьги и браслеты, выполненные из массивного серебра с плохо обработанными кусками коралла, в небрежности огранки которых было своё очарование – родовые украшения, ценные больше своей древностью.
Канут подошёл и потянул Ингрид танцевать. Она пошла, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из виденного на прошлом празднике, потому что, конечно, не умела танцевать местные танцы. Но Сорглан перехватил её на полдороги.
– Дочка, заведи-ка свою адскую штучку, которая умеет играть музыку. Потанцуем под неё.
– Отец, а ты уверен, что меня не обвинят в колдовстве? – рассудительно уточнила Ингрид. – Не хотелось бы пугать гостей.
– Ты уже демонстрировала им одну, ту, которая режет овощи. Если они не испугались её диких воплей, то уж той, что издаёт куда более приятные звуки, тем более не испугаются. И потом, надо же похвастаться трофеями. Давай.
Ингрид послушно пошла налаживать компьютер. Канут последовал за нею, хоть и не думал, что сможет помочь. Вот только всё оказалось иначе, чем он думал, и сестра с ходу сунула ему в руки стопку дисков.
– Держи. Сейчас поставим им танцевальную музыку.
– У тебя есть?
– Тут всё есть. Даже то, что я никогда не буду слушать. Давай сюда. – Она отобрала у Канута диски, быстро перебрала их и сунула один из них в отверстие. – Пойдём?
– Ты потанцуешь со мной?
– Пожалуйста. Но только то, что я знаю.
– Джигу? – Он улыбнулся.
Сначала танцевали, иногда подходя к столам, чтоб подкрепиться немного, потом снова ели и пили. Ингрид включила приятную лирическую музыку, только музыку, без слов, но её уже почти не воспринимали. Ещё не опустилась темнота, когда Сорглан, посмотрев в побледневшее личико дочери, шепнул ей:
– Если хочешь, можешь уйти. Никто этого уже не заметит. Устала, да?
– Я уйду. Я действительно устала.
Она тихонько вышла из-за стола и только уже поднявшись на внешнюю террасу – своё любимое место, заметила, что Канут снова последовал за ней.
– Ты-то чего? – удивилась она немного наигранно. – Тебе-то наверняка интересней за столом.
– Вовсе нет. На своём веку я присутствовал уже на стольких пирах, что это стало скучно. Мне интересней с тобой.
Она, отвернувшись, смотрела на солнце, клонящееся к закату, уже потемневшее, медное, как начищенный таз, в котором отражается свет.
– Это уже становится нарочитым.
– Нисколько. – Канут пожал плечами. – Ты боишься за свою репутацию? Напрасно. Бранд, например, давно ушёл. Он уже час как в постели у своей наложницы. Ему подарили новую наложницу. Граф Ардаутский подарил, его друг. Они как-то ходили вместе в походы.
– Но ты-то не с наложницей. Ты со мной.
– Ты думаешь, кто-нибудь следил, куда я ушёл? Мне граф Ардаута тоже подарил наложницу. Так что…
– А что ты будешь с ней делать? – заинтересовалась Ингрид.
– Ты, никак, ревнуешь? – обрадовался Канут. У него появилась уверенность, что если не ухаживанием, то уж ревностью-то наверняка можно добиться любви почти любой женщины.
– Нет. Просто мне интересно. Ты же её не выбирал, а откуда графу Ардаута знать твой вкус? Или тебе, в общем-то, всё равно, лишь бы красивая женщина?
– Не всё равно, конечно. Хотя она девочка красивая. Я подумаю, – дразнил он.
Но интерес Ингрид уже пропал. Она равнодушно кивнула.
– Был один товарищ, который хотел сделать меня своей наложницей. Не повезло ему.
– А что так? Не сошёлся в цене с торговцем?
– Почему? Он меня купил. И даже уговаривал. Но я отбивалась. Один раз даже случилось ударить его. Короче, ему довольно быстро надоело.
– И что было дальше?
– Он отправил меня работать на поля в поместье своего господина. Наверное, думал, что я предпочту с ним спать.
– И как?
– Никак. Потом я попала на строительство храма в Митабеле, подтаскивала камень. А потом на рудники. Тяжело было, конечно.
– Но не смирилась? – Канут восхищённо смотрел на сестру.
– Спать с мужчиной, если не хочешь, очень противно, – холодно ответила Ингрид. – Особенно если не просто лежать бревном, а проявлять инициативу. Или когда мужчина спит с тобой не так, как предназначено природой…
Канут неожиданно покраснел. Она мельком взглянула на него и пожала плечами.
– Так бывает очень часто. В другом случае я б, наверное, смирилась. Но было настолько противно, что не хотелось ничего. Даже жить. – Некоторое время она молча смотрела на чёткую, прорисованную закатом линию горизонта. – Извини. Это всё потому, что я очень пьяна, и мне хочется пооткровенничать.
Он мягко обнял её за плечи.
– Пойдём на берег? Или куда-нибудь ещё?
– На берег. Посмотреть корабли. У гостей папы такие красивые корабли…
Они и в самом деле стоили того, чтоб на них полюбоваться. Большие, больше обычных местных парусников, на которых было принято ходить в походы, они служили своим хозяевам чем-то вроде небольших замков, способных плавать по морю и нести к чужим берегам и господина с семьёй, и их домочадцев, и все необходимые богатства и скарб. Понятное дело, что на праздники и в гостях господам требовалось много скарба. Паруса каждого из кораблей были окрашены в блёклые цвета в зависимости от личной или семейной приверженности их владельцев. Блёклыми паруса были лишь потому, что соль и вода не щадили никаких красок. Даже такие, они были зримым свидетельством роскоши, поскольку паруса вообще дорого красить. Потому то и окрашивали только паруса флагманов либо личных яхт.
– Нравятся? – спросил Канут, взглядом знатока окидывая корабли гостей.
– Нравятся. Но вообще-то я предпочитаю маленькие. Вроде боевых. Маленькие опасные хищники. Или прогулочные. Они изящны, как женщина.
– Не любая женщина изящна, как прогулочная маленькая яхта. Видел я, скажем, яхту герцога Кольдеронского – не маленькая, но какая красивая! Глаз не отвести!
– Герцог Кольдеронский?
– Наследник его величества. Наследный принц, как правило, носит титул герцога, и ему в лен отдаётся Кольдерон.
