Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
царь намерен «с пристрастием» выяснить, кто конкретно повинен в первых неудачах нашего флота, из-за которых усмирение самураев затянулось на год с лишним и потребовало немалой крови. По салонам и гостиным шепчутся о том, что подогреваются такие настроения монарха в первую очередь тобой и комфлотом.
Это Макаров тебя ценит и уважает, причем не только за то, что ты доказал свою стойкость в сражениях и здравость в суждениях, но и потому еще, что ЗНАЕТ. Это кое-кто из боевых адмиралов-дальневосточников готов встать под твой флаг по первому зову, поскольку верит в тебя как удачливого флотоводца. Это прошедшие с тобой огонь и воду молодые орлы боготворят своего Руднева-Владивостокского, боевого отца-командира, храбреца, победителя. И они весело, не особо задумываясь, порвут за тебя в хлам любого.
Но скоро там, в сиятельной столице Российской империи, тебя встретят озабоченные лишь собственным величием да гешефтами паркетные шаркуны, стукачи и гении распила, уверенные в своем нерушимом праве повелевать, решать и карать. И будешь ты господам «завсегдатаям» Готского альманаха со всей твоей реформаторской гиперактивностью, как блоха под хвостом и бельмо на глазу в одном флаконе. На каждого царю жалиться не побежишь. И это – третья «досадная мелочь», стоящая первых двух.
А чтобы тебе не думалось, что вся эта «райская» жизнь наступит только дней через десять, уже сегодня, прямо здесь, в Иркутске, тебя с царского поезда передадут на белы руки Безобразова и Вонлярлярского, ярких представителей столичного высшего света и заправил в Особом комитете по делам Дальнего Востока. В их обществе тебе предстоит дожидаться литерного из Артура, на котором едут Тирпиц и его офицеры.
Да-да! В компании с теми самыми отцами-основателями «Безобразовской клики», которые вместе с Плеве подсидели ротшильдовского агента и хитроумного комбинатора Сергея Юльевича Витте. И которых царь (по твоему, кстати, и Вадиковому наущению) в первый же месяц войны упек сюда, в столицу Сибири, наводить порядок с логистикой и снабжением армии и флота на театре боевых действий.
Излишне говорить, что иначе, как вопиющую несправедливость и опалу, они такую царскую волю не расценили. Хорошо хоть, что у Николая был формальный повод: монарх мог себе позволить на ком-то сорвать злость за внезапное японское нападение. И хочется надеяться, что в этой ситуации рука Петровича была не особо видна.
Но в Сибири эти господа, как сие ни удивительно, развернули бурную деятельность и с поставленными перед ними задачами вполне справились. Транссиб катил исправно в обе стороны с июля 1904-го, а интенданты после пары-тройки показательных расстрелов резво перестроились. Какие Безобразов и Ко применяли к ним дополнительные ноу-хау, Петрович не ведал. Однако про то, что сапоги и шинели у наших солдатиков за неделю боев в Маньчжурии в лохмотья не превращались, знал.
Тем не менее вместе с лучезарной улыбкой Николая неожиданно свалившаяся на Петровича перспектива тесного общения с этой парочкой отставных кавалергардов стала крайней «мелочью», вносящей лютый дискомфорт в его мировосприятие.
Оставалось благодарить судьбу за то, что компанию им не составит затребованный к генерал-адмиралу его карманный человек в означеном комитете, новоиспеченный вице-адмирал Абаза. Четыре дня назад он отбыл из Иркутска: Алексею Александровичу срочно потребовались помощники для работы над Программой нового кораблестроения, которую Госсовет потребовал для утверждения Закона о флоте…
Вообще-то причины нетерпежа «дяди Алеши» были объяснимы: впереди светила контрибуция с поверженных самураев, и сам он, то есть его флот, просто обязан первым получить свой заслуженный кусок жирного пирога. Нужно быстренько решать, на каких французских верфях выгоднее, причем во всех отношениях, заказать головные корабли для серий новых броненосцев и крейсеров. Тем паче что как прототипы и «Демократия», и «Реннан», недавно показанные ему галлами, весьма достойно смотрятся…
Рассказ Нилова о том, что его императорское высочество вознамерился самолично курировать процесс верстки Программы с привлечением таких маститых авторитетов, как Авелан, Рожественский, Скрыдлов, Бирилев и Кутейников-старший, вызвал у Петровича жесточайший рвотный рефлекс. Еще бы! Ведь во Владивостоке они со Скворцовым, Шлезингером и Шоттом давно обговорили базовые принципы, которые необходимо положить в основу облика кораблей основных классов будущей программы, а также объемы, сроки и стоимость необходимой для постройки таких судов модернизации верфей. Понятно, что обо этом ни сам Алексей Александрович, ни вся его «могучая кучка» слыхом не слыхивали и видом не видывали. Реакцию этих деятелей на амбициозную инициативу снизу представить было не трудно.
Осознание неизбежности грядущей яростной драчки на высшем министерском уровне оптимизма не добавляло и стало очередной по списку неприятной «мелочью». Но не последней. На фоне медленно переходящего в хронику состояния полного разгрома и запустения на личном фронте…
Нет, не то чтобы женский вопрос, или, вернее, его временное отсутствие, сильно угнетало. Напряжение последнего полугодия войны было таким, что на дела амурные времени практически не оставалось.
Во Владивостоке с этим было попроще. Но и там с наездами в заведение некой мадам Жу-Жу пришлось завязать практически сразу после тонкого намека на толстое обстоятельство, которым удостоил его наместник Алексеев. Евгений Иванович, выходя с церковной службы, как будто между прочим шепнул Рудневу на ушко о том, что «грешки вполне понятные и простительные в отношении невенчанного, бездетного мичмана или лейтенанта в исполнении адмирала, командующего эскадрою, могут быть видимы его подчиненными совсем в ином свете».
Шила в мешке не утаишь, а рисковать осложнением отношений с начальством ему категорически не хотелось, поэтому возникшая на ровном месте проблема разрешилась следующим образом: выбранная им особа, смешливая и непосредственная полтавская дивчина по имени Оксана, была выкуплена у хозяйки и переведена в разряд формально свободных дам «а-ля мадемуазель Шанель». С заселением в отдельный фешенебельный номер той же гостиницы, где между походами обитал сам Руднев. В итоге и политес удавалось лучше блюсти, и душевное напряжение от все туже и туже затягивавшей «спирали войны» по мере необходимости снимать. Да и домашними котлетками себя любимого иногда баловать…
Но всему хорошему в жизни, увы, приходит конец. А то, что у этой романтической истории век долгим быть не может, Петрович понимал. Его владивостокские крейсера готовились к встрече эскадры Чухнина и прорыву в Порт-Артур. О скором возвращении можно было забыть, впереди у Тихоокеанского флота явственно маячило генеральное сражение с вполне возможным летальным исходом лично для него. Да и обременять расцветающую молодую женщину ожиданием его возвращения и надеждой на нечто большее в отношениях он не мог, ибо знал, что секс, любовь и жизнь семейная не есть суть одно и то же. А совпадение всех трех начал в одном отнюдь не непреложное правило человеческого бытия.
Ко всему прочему, еще и разница в возрасте: двадцать пять лет почти, без малого. Вменяемый
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
