сползшую с колен голову Даньки, обняла его тощее тельце и отвернулась к окну с бегущей за ним ночной Москвой.
В салоне повисла тягучая, словно загустевший кисель, тишина, разбиваемая лишь тихим детским сопением. Славинов молчал, только смотрел на меня — виском я чувствовала обжигающий кожу ледяной взгляд.
— Ты просто дурочка, Мирослава. Ищешь в темной комнате чёрную кошку, которой там нет. И страдаешь, что не можешь её найти, — прозвучало негромко и снова на плечи надавила вязкая тишина.
На ярко освещенном крыльце дома нас встречала Елена Павловна. Та самая няня Даньки, которую я когда-то замещала целых три дня. Кажется, так давно это было, и не в этой жизни.
— Заснул, котёночек, — запричитала она шепотом, когда Славинов аккуратно вынул расслабленно раскинувшегося мальчишку из салона. — Ох, умотался совсем. Давайте сразу в кровать его — я раздену, да уложу. Вы-то и сами, наверное, устали.
— Все нормально, Елена Павловна. Я могу…, - отказалась я, когда Славинов осторожно сгрудил даже не пошевелившегося Даньку на кровать…
— Мирослава, пойдем, — сжал мою ладонь и потянул из комнаты. — Елена Павловна без тебя справится.
— Но… Твоя мама сегодня предъявляла претензии, что я плохо справляюсь со своими обязанностями, — язвила я, пока Славинов тащил меня по коридору. — Ты с ней обсуждал мой функционал? Или это она и составляла пункты в контракте?
— Мир, заткнись ты, ради аллаха. У тебя, что-ли, по вечерам внутренняя ведьма просыпается? — светлые глаза сверкнули в мою сторону.
— Она еще даже не показывалась! — я попыталась выдернуть свою руку из его пальцев. Добилась только, что он перехватил ладонь покрепче и пригрозил:
— Отшлепаю, вредина Мирослава.
— Василину свою шлепай — ей понравится, — во мне точно ведьма проснулась, притихшая было за этот чудесный день.
Волшебный день с завтраком на террасе пиццерии, выходящей на Москву-реку.
С прогулкой на теплоходике, полном туристов, где Данька восторженно бегал от борта к борту, пугая меня — вдруг свалится! Янис только посмеивался и прижимал меня к своему боку, уговаривая успокоиться. Но я все равно волновалась — мне казалось, что Данька свешивается за борт чуть не по пояс.
Потом мы кормили голубей и уток в парке. Катались на дурацких аттракционах и долго уговаривали Даньку проехаться на колесе обозрения, а он почему-то всё не решался.
Зато потом, когда бледный и цепляющийся за наши руки, всё-таки согласился, то так вошел во вкус, что пришлось проехаться еще четыре раза. Для «закрепления полученного удовольствия», как он выразился.
Еще были гонки на картодроме, где парочка отец-сын Славиновы постоянно зажимали мою машинку в тиски и не давали вырваться вперед, отчего я страшно злилась и грозилась им отомстить.
Потом было бездумное валяние на траве на толстом пледе. Янис скинул кроссовки, закатал джинсы и босой, улыбаясь лежал на спине, а мы с Данькой прилепились к нему с двух сторон. Рыжий свернулся калачиком у отца под боком, а я лежала щекой на широком плече, и мужская рука невесомо поглаживала мою спину.
Солнышко золотило нам носы, мягкий ветерок доносил откуда-то острый запах шашлыка, и мы все резко захотели жареного мяса — вот прям до одури! Так что собрались и, как голодные хищники ориентируясь на запах, понеслись искать место, откуда так умопомрачительно пахло.
Наверное, мы, и правда, выглядели дружной семьей, выбравшейся на пикник в свой законный выходной. «Нормальной семьей» — именно это олигарх и хотел от меня, заключая свой контракт…
— Мир, что ты несёшь? — выцепил меня из золотистых воспоминаний недовольный голос олигарха.
Дверь в комнату открылась и меня бесцеремонно втолкнули внутрь. Жесткие руки поймали, сжали, притиснули к одуряюще пахнущей груди — горьковатый парфюм, его злость и немного шашлык…
— Дурочка ревнивая, — шепот мне в губы и всё, я опять полетела.
Растеклась под гладкими, влажными прикосновениями. Жарким шепотом. Жесткими ладонями на моей спине, на ребрах, попе.
— Сам дурак, — это уже было, и его слова, и мои. Был мой укус за нижнюю губу и его довольное урчание тоже было. Но не такие, совсем другие — сейчас лучше, жарче, откровеннее.
Мое платье исчезло с тела, не помню когда. Его жадный взгляд, шарящий по моей коже. По груди под тонким лифчиком без всякого намека на шик и сексуальность. Его рваный выдох, когда я начала медленно стягивать лямочки с плеч — я же задолжала ему стриптиз. Попробую вернуть долг.
— Мир…, - почти стон мне в губы, и я взлетела в воздух на его руках, чтобы тут же упасть спиной на кровать. Охнуть, от придавившей тяжести его тела и первого, острого, сладкого поцелуя.
— Янис, ненавижу тебя…, - мой стон, длинный и протяжный, когда по тонкой коже груди прошлась наждачка щетины, а зубы прикусили сосок.
Острая, непереносимая истома, зревшая во мне весь долгий день рядом с этим мужчиной, взрывается от его смешка мне в губы:
— Продолжай, моя сладкая. Расскажи, как меня ненавидишь — это так вкусно, — и жадная рука разводит мои ноги. Мужское тело между бедер, один толчок, и он во мне — когда только успел раздеться…
Мои руки шарят по его спине, сползают к упругим ягодицам и прилипают, не желая больше отпускать эту восхитительную мускулистую твердость. Желая только повторять их движение: вверх и вперед-вниз, в меня.
В меня, глубже, глубже. Резче, быстрее, мощно, наполняя меня до предела. Доводя до исступления, так что я впиваюсь ногтями в его кожу, почти раздирая в кровь — точно, ведьма…
В меня с рычанием и сдавленным стоном, когда он почти на вершине. И мои стоны в такт с его, когда, содрогаясь, мужчина обильно изливается в меня.
— Мир…, - его шепот возле виска.
— М-мм? — даже говорить не могу, только мычать.
— Ты охрененная, — его ладонь накрывает мою ягодицу и сильно сжимает. — Как хорошо, что Данька влюбился в тебя…
— А ты? — вдруг вырывается из меня вопрос, убивающий всё, что было до этого…
Глава 48
Ресторанный зал переливался и сиял огнями, создавая праздничную атмосферу и еще больше нагоняя на меня панику — это был мой первый официально-супружеский выход в свет.
— Мир, расслабься. Ты потрясно выглядишь, — шепнул Янис, наклоняясь к моему виску. Провел рукой по открытой спине, от голых лопаток вниз, к пояснице. Основательно утвердил там ладонь, и я подалась к нему ближе. Сразу стало спокойно, словно Янис поделился со мной своей непрошибаемой уверенностью. И своей аурой.
Она странным образом обволакивала, эта аура знающего себе цену мужчины. Окружала, делая меня своей частью. Казалось, идя рядом с