— Операция прошла плохо, да? — решаюсь спросить уже у Влада в квартире после того, как мы ужинаем и принимаем горячий душ вместе.
— Её не было, — Фирсов поджимает губы.
— Как? — озадаченно спрашиваю.
— Она была назначена на следующую неделю.
— Но почему тогда…— воздух встаёт комом в горле, и понимаю, что следующих слов сказать не смогу.
— Мама сильно перенервничала. Сердце не выдержало. Но врачи говорят, что в таком случае даже нагрузка при операции была бы критичной для неё, — Фирсов спокойно говорит на эту тему.
Всегда умел держать эмоции под контролем, этого ему не занимать.
— Из-за чего? Что могло её так расстроить? — и правда не понимаю, что могло случиться за такой короткий промежуток времени.
— Младшая сестра Аниты. На всякий случай её решили и там обследовать, и оказалось, что онкология ни то, что никуда не ушла, а ещё и перешла в более тяжёлую стадию. У нас врачи это просто проглядели, — открывает для меня страшную тайну.
Невольно прикрываю рот рукой от того, насколько ужасаюсь этому.
Бедная девочка.
— Я заметил, что вы с Анитой подружились. Если есть желание, напиши ей. Знаю, что сейчас полностью во всём случившемся она винит себя. Убеждена, что не должна была ехать. Естественно, так никто не считает, и мы все рады, что удастся помочь малышке и начать лечение.
— Конечно же, я напишу ей, — говорю без тени сомнения, пускай пока и не понимаю, что именно должна буду сделать. — Когда будут похороны?
Понимаю, что Владу придётся уехать.
— Их не будет.
— Как это? — бросаю на него непонимающий взгляд.
— Мама всегда была противницей этого массового жеста прощания. Подписала при жизни соглашение на передачу своих органов после смерти на пересадку и сказала, что единственное, чего хочет – кремация. Не хочет провести жизнь после в земле.
Поражаюсь, потому что для меня такая новость становится полностью неожиданностью.
Не удивительно, ведь с мамой Влада у меня не было никогда близких отношений. Поэтому, к сожалению, недостаточно хорошо знала эту женщину.
55На следующий день после работы я набралась в себе сил позвонить Аните. Естественно понимала, что наверняка её желание общаться с кем-то сейчас минимальное. Или же, скорее, вообще отсутствует.
Готова к тому, что трубку она не возьмёт, но вопреки всему всё-таки её голос раздаётся в трубке.
— Алло, — лицо отображается на экране, и до меня доходит, что звоню по видеосвязи.
— Привет, — прикусываю губу, глядя на тёмные круги под глазами Аниты, но тут же беру себя в руки и натягиваю хоть какое-то подобие улыбки.
Она отвечает тем же, и мне даже сложно представить, сколько усилий ей приходится приложить.
Грудь тут же заполняет теплота и благодарность. Мы ведь совсем чужие люди, не считая недели, которая, кажется, нас сблизила, тем не менее девушка находит силы, чтобы пойти на контакт, когда это самое последнее, чем ей хочется заниматься.
— У тебя уже так темно, — видимо, Анита обращает внимание на задний фон, так как иду я по набережной.
Решила, что так буду лучше себя ощущать, решаясь на звонок.
— Да, а у тебя? — спрашиваю, потому что даже не подумала о том, что теперь мы живём вообще в разных часовых поясах.
— Восемь утра, — шокирует Анита.
— Боже, — виновато сощуриваю глаза. — Разбудила тебя, да? Прости, совсем забыла про разницу во времени.
Сразу так неловко стало.
— Нет, не переживай, — Анита отрицательно мотает головой. — Сон сейчас именно та вещь, которая мне не даётся от слова совсем.
Неожиданно она сама начинает разговор на нужную, но такую неприятную тему.
Понятное дело, что девушка прекрасно понимает, для чего именно я набрала её.
И то, что она без проблем идёт на контакт именно со мной, снова приводит в шок. Ведь по словам Влада, даже с его отцом она сейчас не может поговорить по душам, хоть он и очень старается убедить в том, что вины Аниты в произошедшем нет.
— Не умею говорить правильные вещи в таких ситуациях, по правде говоря, — решаюсь быть предельно честной. — Но мне очень жаль. Она ведь была тебе как мать, и относилась как к родной дочери. Мне больно от того, что тебе второй раз приходится терять маму, Анита.
Ком застревает в горле, и так лёгкие сжимаются, будто следующий вдох сделать вовсе не получится. Получается, конечно. Только с таким трудом даётся, что легче вовсе не дышать.
Лицо девушки в экране моего телефона расплывается в опечаленной, но такой искренней и тёплой улыбке, а глаза наполняются слезами в считанные секунды.
Самой разреветься хочется от такой картины.
— Вот видишь, — хрипло произносит она. — Соврала мне.
— В смысле? — своим утверждением выбивает из равновесия.
— Сказала, что не умеешь говорить нужные слова, а на самом деле наоборот. В самое сердце попало.
— Прости, — виновато закусываю губу, понимая, что её, скорее всего, задела параллель и напоминание о том, что это не первая потеря матери.
— Ты что, — восклицает, улыбаясь. — Наоборот. Спасибо тебе. Мне кажется, что никому не понятны мои чувства, как тебе...
Снова и снова Анита сокрушает неожиданными волнами и открывается совершенно с новой стороны. Открывает свою глубину и искренность.
— Ты не должна чувствовать свою вину, — набираюсь смелости, чтобы уверенно и твёрдо выговорить эту фразу.
— Все так говорят, но ведь если бы я не поехала сюда... — всхлипывает она и не договаривает, потому что я перебиваю реплику.
Знаю, что девушка собирается сказать, и максимально не согласна с таким умозаключением.
— ...не дала бы шанс на жизнь собственной сестре, — продолжаю за неё.
В глазах Аниты мелькает испуг, будто до этой секунды никто не произносил вслух настолько очевидную вещь. Ведь даже звучит страшно. Вспоминаю улыбчивую светловолосую копию Аниты и ужасаюсь от мысли, что случилось бы, не решись они улететь вместе с Фирсовыми-старшими.
Практически очевидно, что прогрессирующее осложнение врачи обнаружили, когда стало бы слишком поздно. Ведь по словам Влада, они и так едва не опоздали.
Девушка долго молчит, будто даже в собственных мыслях не допускала такой исход. Видимо, случившееся горе вовсе не оставило в ней сил на то, чтобы всё обдумать.
Сложно представить, как много свалилось на её плечи в одно мгновение.
Ведь помимо потери родного человека, Аните ещё приходится думать о сестре. Врачи не дают никаких однозначных заключений, но и не обнадёживают. Говорит, что только лечение покажет, как поведет себя злокачественная опухоль.
