заслужила. Или что-нибудь предпринимай, но только не жалуйся, что все вокруг нелюди и подлецы.
Ты считаешь, что он тебя оскорбил, кинув в лицо деньги, ты не без основания предполагаешь, что дальше будет только хуже, потому что он не на шутку распалился в своей ненависти к тебе? Посмотри на себя, посмотри хорошенько, и ты поймешь, что твое самовлюбленное тщеславие подлее.
Раненый зверь, плененный зверь, зверь с перебитым хребтом – это же люди, в конце концов, это надтреснутые судьбы. Или сломанные? Ты никогда не думала, что бывало с ними дальше? С их душевным покоем, с миром и согласием в их семье? Конечно нет. Тебе было весело.
Она подошла к большому зеркалу, висящему возле двери. Всмотрелась в свое лицо.
«Какая же ты гадина», – подумала она без осуждения.
Потом перечитала еще раз заявление, проверила, точно ли указала даты, аккуратно сунула листок в пластиковую папку и отправилась в отдел персонала к Наташке Майоровой. Если она все еще на банкете, то папку можно будет просто подпихнуть ей под дверь.
Он не любил Москву. Не понимал, за что ее любят другие. И не верил, что они, эти самые «другие», вообще в природе существуют, а не являются красивым вымыслом.
За что ее любить? За вечные пробки, давку в метро и заплеванные тротуары? За толкущихся в оранжевых жилетах нелегалов с метлами и лопатами или в кожаных пальто – официально зарегистрированных? Или за размалеванную шмару за рулем тачки, на которую она сама и за две свои никчемные жизни не заработала бы?
Там, откуда он родом, все достойнее и чище, но жить там трудно. Потому что там негде работать и не на ком зарабатывать.
Если его московское дело не выгорит, то он покойник. Может, не в прямом смысле, сейчас не те времена, но без квартиры он точно труп. А квартиру уже через неделю заберет у него Леня Костоеда. Классная кликуха, да? Он Ленчику должен. И вернул бы сполна уже в конце года, но какая-то падла подсыпала в соль мочевину, пакет с которой он держал в подсобке на случай нашествия крыс и тараканов, и люди траванулись. Повезло, что не насмерть, иначе не отделался бы он так просто. Все, что смог собрать, пошло на штрафы в СЭС, компенсацию тем, кто попал в больницу, и участковому, чтобы тот закрыл дело.
Участковый спросил: «Не хочешь узнать, кто тебя так подставил?»
Смешной дебил. Смешной, но добродушный. Там же ничего не докажешь. Тем более что он узнал, кто его так подставил, и сам решил вопрос.
Жаль, что сейчас не прежние времена, и решать пришлось цивилизованно. Дело в полиции закрыли, а вот СЭС заартачилась и разрешение на работу не дала, пока не будет сделана санобработка, за которую ему тоже пришлось выложить бабла.
Выкрутился. Начал работать. Осталось только Ленчика уломать. А тот уломать себя не дал.
«Мне по барабану», – сказал ему Ленчик.
Если продавать квартиру, то второй раз из такого дерьма ему не подняться.
Ленчик всегда был гиеной. Не то что Федька Шиловерт.
Когда Федьку так звали, он всегда обижался, потому что кликуху себе придумал совсем иную – Шипохвост. А Баскетболист над ним прикалывался. Баскетболист тоже поначалу был нормальным пацаном, пока не скурвился.
Но Федька Шиловерт погиб под кирпичными обломками, а Баскетболист попал в больницу и долго там провалялся, полгода, наверное.
Когда оттуда вышел, ему уже было не до подвигов. Говорят, что травма что-то там у него в башке произвела, что не лечится. Поговорить с Баскетболистом так и не получилось.
Какой же год это был? Может, девяносто девятый, а может уже и двухтысячный.
У них маленький город, каждый второй знакомый.
Ларка, одноклассница, в обменнике работала. Она и слила, что охранник загремел с аппендицитом, а на его место пока никого не взяли. Их было двое, ухарей-идиотов. Он и еще один кент, с которым они познакомились в бильярдной у Паши Цыгана. У кента была старая охотничья двустволка, из которой они за полчаса смастрячили обрез. Менты подоспели как-то уж нереально быстро, и их загребли. Не успели пацаны рассовать по карманам тощие стопки зелени, которые через узкое оконце в обитой листовым железом двери протянула им дрожащая Ларкина сменщица, как в обменник ввалились ребята в бронежилетах с автоматами и с лычками на погонах и, накостыляв прикладами по загривкам, заковали в браслеты.
Он так и не разобрался, за что ему дали так много, но отсидел он полных четыре года. Зона его многому научила, он ей сказал спасибо. Но, вернувшись в родной городок, понял, что выброшен грязной пенной волной на замусоренный берег, как размокший окурок, и будет валяться на этой помойке рядом с другими окурками до тех пор, пока не сгниет окончательно.
Бывшие приятели его сторонились и делали вид, что они незнакомы, а девчонки, те так и просто шугались, завидев его в переулке.
Он узнал, что Ларка теперь работает в милиции паспортисткой и замужем за милицейским лейтенантом. Когда ему об этом рассказали, он выругался грязно и страшно, как ругаются зэки на зоне. Он узнал, что Баскетболист после смерти родителей переехал в Москву и зажил там неплохо на наследство какой-то дальней родственницы из Тамбова. Про тамбовскую тетку он не поверил ни разу, а решил, что все-таки удалось тогда Баскетболисту, несмотря на прореху в черепе, прихватить кой-какой хабар, хоть он и говорил, что вернулся пустой.
Все это ему рассказала, вздыхая, мама, когда они сидели на их маленькой кухоньке и пили чай с шиповником и мятой.
Мама из квартиры его не выселила и хахаля не завела. Теперь нужно найти работу, только вот по той специальности, что он получил за уральским хребтом, наемную работу найти невозможно, а в грузчики идти не хотелось. И он снова сказал зоне спасибо и рванул напропалую в бизнес, в тот самый, малый, в котором теперь не минируют тачки конкурентов, а цивилизованно перекрывают кислород, чтобы потом прибрать к рукам чужое добро за бесценок.
Мама отдала ему все, что смогла прикопить. Она очень боялась, что сын свяжется со шпаной и снова сядет. Она готова была отдать и большее, лишь бы он образумился и сделался человеком. Почему-то ей казалось, что то, чем он решил заниматься, сможет сделать его приличным человеком. Он ее не разуверял.
И у него все начало получаться. Но в бизнесе топтаться на месте нельзя. Бизнес – что пловец против течения. Грести надо, иначе снесет на
