появилась, держа в руках звенящий старый металлический поднос, на котором стояли две кружки, кувшин и тарелка с пирожными Бейквелл марки «Мистер Киплинг»33, как поняла Робин.
— Позвольте мне, — сказала Робин, поскольку немного горячего чая уже пролилось на поднос. Шейла позволила Робин забрать поднос из ее рук и поставить на маленький журнальный столик. Шейла взяла свою кружку, поставила ее на подлокотник кресла в шотландскую клетку, села, положила свои крошечные ножки на табуретку и сказала, глядя на чайный поднос:
— Я забыла сахар. Я пойду...
Она снова начала с трудом выкарабкиваться из кресла.
— Все в порядке, мне не надо, — поспешно сказала Робин. — Если только вам?
Шейла покачала головой и расслабилась в кресле. Когда Робин села на диван, кот прыгнул рядом с ней и потерся о нее, мурлыкая.
— Он не мой, — сказала Шейла, наблюдая за ним. — Он живет по соседству, но ему здесь нравится.
— Ясно, — сказала Робин, улыбаясь, и провела рукой по выгнутой спине кота. — Как его зовут?
— Смоки34, — сказала Шейла, поднеся кружку ко рту. — Ему здесь нравится, — повторила она.
— Не возражаете, если я буду делать записи? — спросила Робин.
— Записывать? Да, пожалуйста, — сказала Шейла Кеннетт. Пока Робин доставала ручку, Шейла издала звук поцелуя в сторону кота Смоки, но он проигнорировал ее и продолжал тереться головой о Робин. — Неблагодарный, — заметила Шейла. — Вчера вечером я дала ему консервированного лосося.
Робин снова улыбнулась, прежде чем открыть блокнот.
— Итак, миссис Кеннетт…
— Можешь звать меня Шейла. Зачем ты сделала это со своими волосами?
— А, это... — застенчиво сказала Робин, поднеся руку к синим краям своей стрижки. — Я просто экспериментирую.
— Панк-рок, да? — спросила Шейла.
Решив не говорить Шейле, что та отстала от жизни примерно на сорок лет, Робин сказала:
— Что-то вроде этого.
— Ты красивая девушка. Тебе не нужны синие волосы.
— Я подумываю вернуться к натуральному, — ответила Робин. — Итак… когда вы с мужем переехали жить на ферму Чапмена?
— Тогда она еще не называлась фермой Чапмена, — начала старушка. — Это была ферма Форджмена. Мы с Брайаном были хиппи, — сказала Шейла, моргая на Робин сквозь толстые стекла очков. — Ты знаешь, кто такие хиппи?
— Да, — сказала Робин.
— Ну, именно такими мы с Брайаном были. Хиппи, — сказала Шейла. — Жизнь в коммуне. Хиппи, — повторила она, как будто ей нравилось звучание этого слова.
— Вы помните, когда..
— Мы пришли туда в шестьдесят девятом, — сказала Шейла. — Когда все только начиналось. Мы выращивали травку. Знаешь, что такое травка?
— Да, знаю, — сказала Робин.
— Раньше мы много курили, — сказала Шейла с еще одним легким смешком.
— Вы помните, кто еще был там, изначально?
— Да, я все это помню, — гордо сказала Шейла. — Раст Андерсен. Американец этот. Он был там. Жил в палатке в полях. Гарольд Коутс. Я все это помню. Иногда не могу вспомнить вчерашний день, но все это я помню. Коутс был противным человеком. Очень противным человеком.
— Почему вы так говорите?
— Дети, — сказала Шейла. — Разве ты не знаешь обо всем этом?
— Вы имеете в виду арест братьев Краузер?
— Ага. Неприятные люди. Ужасные люди. Они и их друзья.
Комнату наполнило мурлыканье кота, которого Робин гладила левой рукой, пока тот лежал на спине.
— Брайан и я не знали, чем они занимаются, — сказала Шейла. — Мы не знали, что происходит. Мы были заняты выращиванием и продажей овощей. У Брайана были свиньи.
— Правда?
— Он любил своих свиней и своих цыплят. Дети бегали повсюду… Я не могла иметь своих. Выкидыши. Всего у меня их было девять.
— Ой, мне очень жаль, — сказала Робин.
— Своих у нас никогда не было, — повторила Шейла. — Мы хотели детей, но не смогли. На ферме бегало множество детей, и я помню твоего друга. Большой парень. Больше, чем некоторые старшие мальчики.
— Простите? — смутилась Робин.
— Твой партнер. Кондоман35 Страйк или что-то в этом роде, не так ли?
— Правильно, — сказала Робин, глядя на нее с любопытством и задаваясь вопросом, в своем ли уме эта пожилая леди, которая хоть и много повторялась, но казалась в основном здравомыслящей.
— Когда я сказала соседке, что ты придешь ко мне, она прочитала мне статью о тебе и о нем. Он был там со своей сестрой и мамой. Я помню, потому что моему Брайану нравилась Леда Страйк, и я признаю, что у нас были ссоры по этому поводу. Я ревновала. Видела, как он все время пялился на нее. Ревновала, — повторила Шейла. — Мы ничего не знали Однако я не думаю, что Леда посмотрела бы на моего Брайана. Он не был рок-звездой, мой Брайан.
Шейла еще раз рассмеялась. Изо всех сил стараясь скрыть свое потрясение, Робин сказала:
— У вас очень хорошая память, Шейла.
— О, я помню все, что произошло на ферме. Иногда не помню вчерашнего дня, но я все помню о том времени. Я помогла маленькой Энн родить. Гарольд Коутс был там. Он был врачом. Я помогала. Ей было тяжко. Ну… ей было всего четырнадцать.
— Правда?
— Да… свободная любовь, понимаешь. Это было не так, как сейчас. Все было по-другому.
— А ребенок...
— Все было в порядке. Мазу, так назвала ее Энн, но вскоре после этого Энн ушла. Оставила дочь в коммуне. Ей не нравилось быть матерью. Она была слишком молодой.
— Так кто присматривал за Мазу? — спросила Робин. — Ее отец?
— Не знаю, кем был ее отец. Я так и не узнала, с кем была Энн. Люди спали с кем попало. Но не я и Брайан. Мы пытались завести собственных детей. Занимались фермой. Мы не знали всего, что происходит, — еще раз сказала Шейла. — Полиция пришла на ферму без предупреждения. Кто-то настучал. Нас всех допросили. Мой Брайан несколько часов находился в участке. Они обыскали все комнаты. Перебрали все наши личные вещи. После этого мы с Брайаном уехали.
— Правда?
— Ага. Ужасно, — сказала Шейла и еще раз подчеркнула: — Мы не знали. Мы никогда не знали. Они не делали это прямо у всех на виду. Мы были заняты сельским хозяйством.
— Куда вы направились, когда ушли оттуда?
— Сюда, — сказала Шейла, указывая на стены дома рукой, усыпанной пятнами. — Это дом моих мамы и папы. Ох, они были недовольны всем, что писали в газетах. И Брайан не мог найти работу. Я нашла. Офисный клерк. Мне не нравилось. Брайан скучал по ферме.
— Шейла, вы помните,
