поиска судна, капитан которого решится на подобный рейс. Товары нам нужны простые, бесхитростные, без хайтека: топоры, пилы, лопаты, строительный крепёж — всякие там гвозди и скобы, — утварь попроще, вроде котлов, казанов, сковород, алюминиевых тарелок, ложек, кружек. Тащить в новый мир пластик я не желал из соображений сугубо эстетических, а вот лекарства и прочие медицинские товары, причём в немалых количествах хочешь-не хочешь, а придётся закупать на Земле. В общем, вопрос оставался открытым, и когда до назначенного срока оставалось не больше месяца, я не выдержал, и обратился за советом к Валуэру.
К моему удивлению, наставник не удивился. Оказывается, он давно наблюдал за моими приготовлениями и по некоторым обмолвкам представлял, что именно затеял беспокойный ученик. Спросил только, зачем я это затеял, и согласно кивнул, услыхав в ответ, что планируется не колония даже, не постоянное поселение, а всего лишь долговременный лагерь экспедиции, имеющей задачей детально изучить обломки «пиратского» корабля. А заодно и сам остров осмотрим получше, объяснил я, вдруг там тоже найдётся что-нибудь интересное? Составим подробные карты, подберём место для поселения, а заодно обследуем не предмет полезных ископаемых и прочих ресурсов — вдруг да найдётся кто-то, кому захочется обосноваться там всерьёз и надолго?
Легенду для предъявления мастеру Валу мы с Петром сочинили заранее — ясно было, что без него в конце концов не обойтись. К моему удивлению, Лоцман клюнул, и даже предложил свою помощь. Например, поискать предприимчивых людей, готовых вложиться в освоение нового мира — и, возможно, не только деньгами.Зурбаганцы, говорил он, слишком давно избегали подобных предприятий, ограничиваясь предоставлением транзитных услуг тем, кто путешествует по Фарватерам — так может, пришло время поломать эту традицию? Я и сам подумывал о том, чтобы поискать переселенцев не только на Земле, но и здесь, в маячном Мире — а потому принял предложение Валуэра с радостью.
Беседа наша состоялась в «Белом Дельфине»; поскольку встречи с Тави намечено не было (она сидела дома под предлогом известного женского недомогания) из таверны я отправился на Смородиновый, к матушке Спуль. Уже стемнело; фонарщики успели зажечь уличные фонари, из окон домов, мимо которых я проходил, на мостовую падали полосы дрожащего света — горожане жгли свечи из китового сала, продукцию одного из Внешних Миров, где мы с наставником побывали совсем недавно. Настроение у меня было приподнятое — помощь Валуэра избавляла нас от множества проблем, казавшихся раньше почти неразрешимыми, а потому я не заметил двоих незнакомцев, следовавших за мной по улицам Верхнего Города. А ещё — невысокую тонкую фигурку, державшуюся от них на некотором отдалении. Куртка у этого третьего была распахнута, и под ней в свете уличных фонарей можно было разглядеть — если, конечно, я дал бы себе труд обернуться, — оранжевую рубашку с аксельбантом из белого фонарного фитиля…
Разбудил меня истошный женский вопль — матушка Спуль, кто же ещё! Слов я не разобрал, их заглушил грохот падающей мебели и два подряд выстрела, судя по звуку — из револьвера, причём довольно мощного, вроде тех, что носят в Зурбагане флотские офицеры.
Комнатные двери в доме матушки Спуль были изготовлены из солидных дубовых досок и снабжены — разумеется, для спокойствия постояльцев! — коваными засовами. Обычно я им не пользовался — зачем? — но сейчас спрыгнул с кровати, запутавшись ногами в одеяле, и чуть ли не в падении лязгнул массивной железякой, загоняя её в петли. И вовремя — мгновением позже на дверь снаружи обрушился град тяжких ударов, перемежаемых грубой зурбаганской бранью. Я отскочил в сторону — как бы не пальнули сквозь дверь! — и раскачав шкаф, обрушил его поперёк входа, получив, таким образом, отсрочку в три, а то и пять минут. Потом неведомые агрессоры догадаются принести снизу кочергу или топор — и тогда моя фортификация долго не продержится.
Так… штаны, башмаки — без носок, некогда! — сорочка… Я с грохотом выдвинул ящик стола, схватил кожаную сумку с астролябией,подхватил куртку — и совсем, было, вскочил на низкий подоконник, когда сообразил, что злоумышленники вполне могли оставить на улице кого-то из своих. Выглянуть, прикрываясь сдвинутой портьерой — так и есть, возле крыльца маячит тёмная фигура, и в правой руке у неё поблёскивает металл…
На дверь обрушился тяжкий удар, дубовые филёнки затрещали. Похоже, нападающие вытащили из соседней комнаты комод и воспользовались им, как тараном. Ещё удар — от косяка полетели щепки, но дверь держала… пока. Ещё на два-три удара её хватит, а потом…
Ловушка? Похоже на то. Как назло, карабин и револьвер остались на «Квадранте», так что кроме ножа, оружия у меня не было.
Или было? Я кинулся к кровати, отшвырнул в сторону подушку. «Дамский сверчок» был на месте — там, куда я положил его, укладываясь в постель. Я делал это всякий раз, укладываясь в постель, неважно, где это случалось — здесь, в доме у матушки Спуль, в лоцманской каюте и даже в будуаре моей пассии. Тави каждый раз весело возмущалась, но так и не сумела отучить меня от этой привычки.
Я схватил пистолетик, переломил — оба патрона на месте, ещё четыре штуки в кармане куртки. Слишком маленькая рукоятка неудобно легла в руку, палец просунулся в кольцо, заменяющее спусковой крючок. Я вернулся к окну, и поднял пистолетик, прекрасно понимая, что попасть из этого огнестрельного недоразумения в цель, стреляя из окна второго этажа, можно только по очень большому везению.
Таран снова грохнул, и на этот раз полотно двери треснуло сверху донизу. Я задержал дыхание, навёл стволы-коротышки на цель — и, досчитав до трёх, нажал на спуск. «Сверчок» громко хлопнул, выбросив облачко сизого дыма, кургузая рукоятка толкнулась в ладонь — и я не поверил своим глазам, когда стоящий возле крыльца человек повалился, как подкошенный, лицом на вымощенную кирпичом дорожку.
За спиной оглушительно затрещало, загрохотал опрокидываемы комод и дважды хлопнул револьвер. Одна пуля расщепила оконные переплёт, другая пробила стекло. Третьего выстрела я дожидаться не стал — пальнул в сторону атакующих, стулом высадил окно и вслед за осколками стекла прыгнул в высаженные вдоль фасада розовые кусты.
VII
Ночной город был пуст, тих, молчалив. Редкие прохожие испуганно шарахались от бегущего типа с пистолетом в руке
