— Ты наркоман?
Выдерживаю взгляд, потому что, если это окажется правдой, нам точно не по пути. Не смогу жить, зная, что дорогой мне человек убивает себя, при этом причиняя боль другим. Да, это болезнь и бывших не бывает, но на этой планете так много всего, ради чего стоит жить.
Слишком долго молчит. Это напрягает.
— Уже нет.
— Уже?
— Было дело. Но три года как нет.
— А?..
— На борту? Первый раз, как летели на Сахалин, хотелось, сука, очень. Заебало все, этот напряг, голова раскалывалась, Якут мозг ебал. Громов не дал. Помнишь, как орал и ругался? А потом была ты, и мне не нужна уже никакая наркота.
— Но…
— Ты как доза чистого кокса, такая же беленькая. Моя дорога в рай.
Сука, ну вот как его оттолкнуть? Как не поверить словам, когда в глазах мужчины, сказавшего их, вспыхивает огонь? Может быть, я ненормальная, хотя так оно и есть, но это круче признания в любви, но так двояко.
Артём не предпринимает ничего, просто смотрит, его руки на моих бедрах, а я вспыхиваю спичкой. Внутри разливается тепло и так сладко ноет сердце.
— Я не могу… не смогу быть с тобой, если ты солгал. Я не вынесу этого. Мне так больно было видеть тебя тогда, на борту, со всей этой дрянью. Артем я не смогу, мне хватило, реально хватило.
Кончики пальцев царапает щетина, он все понимает, ему не надо ничего объяснять.
— Я знаю, птичка. Знаю.
Ведет по бедрам, вверх, обнимая за талию, прижимается к моей груди лбом, нежно глажу по голове, запустив пальцы в волосы.
Со всеми моими мужчинами все было просто ясно и понятно. А вот сейчас все сложно и остро. На грани дозволенного и запретного. Развратного, порочного и безумно нежного.
— Артём?
— Да, малышка.
— Как нам быть?
— Не знаю. Я первый раз не могу просчитать ситуацию. Я не знаю, что из этого всего выйдет.
А я тем более не могу ничего знать и понять.
Шульгин снова смотрит на меня, его руки уже под рубашкой, нежно ласкает спину, спускаясь к ягодицам.
— Хочу тебя, — тихий шепот.
— Опять? — Мой шёпот в ответ.
— Всегда хочу. Как в клубе накрыло, вот и не отпускает. Я же говорил, что ты убойней любой дури.
Целует, сам стонет от боли мне в рот, чувствую вкус крови, он бьет хлыстом по рецепторам. Отвечаю, словно зализывая его рану, с силой сжимая волосы на затылке.
Мелкие пуговицы рубашки рассыпаются по кафелю, вот Артём уже терзает затвердевшие соски, приподнимая грудь. Смотрю, как его язык обводит ареолу, как нежно посасывает, вбирая его в рот. Он играет, дразнит, распаляет.
— Могли бы и дверь закрыть.
Игорь подходит сзади, его ладони ложатся на плечи, убирает волосы в сторону, гладит шею. Разворачивая мою голову, целует, но сейчас делает это так нежно и медленно, что я теряюсь в ощущениях.
Оба мужчины никуда не торопятся, Артём все еще продолжает играть с сосками. Грудь болезненно ноет, чьи-то пальцы ласкают нежную плоть между ног, а другие сжимают ягодицы.
— Сука, мой член уже плачет от желания. Девочка, пойдем в кроватку, я вылижу твой малышку.
Громов не может просто промолчать, надо обязательно сказать пошлость, но она заводит. Как представлю, что он будет меня вылизывать, кровь шумит в висках, я чувствую, как наливаюсь влагой еще больше.
— Да, тут чертовски неудобно.
Игорь, недолго думая, подхватывает меня на руки, быстро идет в спальню, Артём следует за нами. И вот уже тонкий шелк белья под моей спиной, в комнате все такой же полумрак от задернутых штор. Мужчины не смотрят друг на друга, только на меня, сажусь ровно, наблюдая, как они снимают белье, а их члены подрагивают от движений.
— Иди к нам.
Артём массирует свой стояк, оттягивая крайнюю плоть, показывая бордовую головку, то же самое делает и Игорь. Они мои личные совершенные демоны-искусители. Я нервно сглатываю скопившуюся слюну, двигаюсь ближе, садясь на край кровати.
Два огромных члена прямо передо мной. Тонкая кожа, выпирающие вены, капли смазки на влажных головках, поджатые яйца. У Громова больше растительности в паху и уходящая на живот дорожка волос, но у обоих гладко выбритые яйца. Интересно, они сами себе все выбривают?
Провожу по ним пальцами, массируя, сжимая, перекатывая, теперь я буду играть ими, как сама захочу.
— Мне взять ваши члены в рот? — провокационный вопрос, но не могла его не задать.
— Да, — Артём отвечает первый.
— Глубоко?
— Да, Крис, как можно глубже.
— А потом облизать яйца?
— Черт, Крис, не тяни, — Громов, как всегда, не может ждать.
Я и не буду, не в силах больше мучить себя. Ерзаю на кровати, шире расставляя ноги. Массирую ствол Артёма, при этом облизывая головку члена Игоря, вбирая его глубоко в рот, вынимая и тут же посасывая возбужденную плоть. Потом меняю их местами, снова и снова, вбираю глубже, расслабляя горло, а то нежно, посасывая головки.
Веду по членам языком, до самых яиц, наклоняясь как можно ниже, засасываю их. Мое тело и разум сходят с ума от всего, что происходит. Накрывает невероятная похоть и страсть, и все происходящее не кажется пошлым и развратным.
Так и должно быть, они мои мужчины, и я делаю им приятно. Я хочу еще, мне мало.
— Охуительная девочка, да, вот так, возьми глубже, сука, как же хорошо. Ты не представляешь, Крис, что я с тобой сделаю. Как я буду пожирать твою киску, до криков, до твоих множественных оргазмов, — Громов говорит, а я готова кончить лишь от легкого прикосновения.
— Обещаешь?
— Иди сюда, — Артём тянет меня на себя, заставляя встать, фиксируя за шею, целует в губы, снова забыв о том, что она разбита.
А Игорь оказывается на коленях между моих ног и припадает к истекающему соком возбуждения лону. Вскрикиваю, потому что он натирает языком клитор, хватаюсь за плечи Артёма, чтобы не упасть.
Я так близка к своему оргазму, мышцы внутри сокращаться, живот напряжен. Но, когда Игорь проникает в меня двумя пальцами, начиная трахать, задевая какие-то точки, я с криком кончаю. Небольшой поток жидкости вырывается наружу, мне стыдно, но я ничего не могу с этим поделать. А Громов, вынимая пальцы, продолжает натирать воспаленный клитор.
— Полетаем, птичка?
Шульгину не нужен ответ, он отпускает меня, почти без сил падаю на кровать. Понимая, что это только начало нашего безумного утра и моего очередного грехопадения.
Я совсем забыла про ту порядочную девочку моего сознания, она просто исчезла или ушла на время. До той поры, когда мне не придется собирать себя по частям, упав с той невероятной высоты, на которую меня вознесли.
