двенадцать минут двенадцатого Гэвин заскочил в кабинет Люсинды по дороге в переговорную «Н». Он кивнул, проходя мимо двери, и сказал «Люсинда».
Люсинда кивнула в ответ, затем вышла в туалет и проплакала восемнадцать минут.
В обед Дебби занесла «Цезарь» с кейлом и газировку и задержалась ненадолго.
– Спасибо, Дебби, – сказала Люсинда.
– Без проблем, – сказала Дебби.
Она продолжала задерживаться.
– Могу я тебе чем-нибудь помочь? – спросила Люсинда.
– Разве ты не хочешь увидеть свой сюрприз?
Люсинда попыталась скрыть свое разочарование от того, что таинственным незнакомцем, с которым она переписывалась, была всего лишь секретарша Дебби.
– Ага, – сказала она. – Что за сюрприз?
Дебби достала коробку хлопьев из своей сумки.
– Я подумала, тебе может понравиться эта коробка Взрывных Овсяных Кубиков с Корицей и Сахаром.
Люсинда посмотрела на коробку Взрывных Овсяных Кубиков с Корицей и Сахаром:
– Почему?
– С ней идут бесплатные часы с миньонами.
– Оу, – сказала Люсинда. – Как мило.
Люсинде на секунду стало любопытно, сколько Дебби лет. Если бы ее попросили угадать, Люсинда сказала бы двадцать два, но она также поверила бы, если бы ей сказали, что Дебби была не по годам развитой четырнадцатилеткой или пятидесятивосьмилетней женщиной с хорошей кожей.
– Миньоны очень забавные, – сказала Дебби.
И Люсинда сказала:
– Мне нужно вернуться к работе.
– Ага, – сказала Дебби.
Дебби вышла из кабинета, оставив коробку Взрывных Овсяных Кубиков с Корицей и Сахаром и бесплатные часы с миньонами на столе Люсинды. Люсинда отодвинула коробку туда, где лежал карандаш, и открыла фейсбук с телефона. Не дав ему даже прогрузиться, она снова его закрыла и удалила приложение. Затем она открыла фейсбук на компьютере и посмотрела на свой профиль. Она все еще не поменяла фото на своей странице, что было тупо, но ей казалось, что поменять его значило бы Признать Что-то – не что отношения закончились (они, конечно, закончились, хочет Люсинда признавать это или нет), но что ей было Не Все Равно.
Там стояла ее фотография с Гавайев: она широко улыбалась, на ее талии лежала рука. Чья это была рука? По фотографии было непонятно. По фотографии нельзя было сказать, что Люсинда отправилась на Гавайи в рождественские каникулы со своим парнем. Нельзя было сказать, что Люсинда встречалась с кем-то. Нельзя было сказать, что Гэвин на самом деле не поехал навестить свою семью на Рождество. Нельзя было сказать, что пять месяцев и восемь дней двое людей делили между собой что-то восхитительное, сокровенное и настоящее. Не было никаких доказательств, что это когда-либо происходило. Никто не знал. Но все же на ее талии лежала рука – рука мужчины, который больше никогда не будет любить Люсинду, не будет будить ее милыми поцелуями и врать о том, что поехал навестить семью, в то время как сам проводил неделю, обнимая талию Люсинды на Гавайях. Не то чтобы Люсинде Было Все Равно.
Люсинде было очень важно, чтобы все в фейсбуке понимали, что у нее все еще не дошли руки поменять фотографию, потому что вот как мало ее это заботит, а не потому что она была зациклена на этом или типа того. В конце концов, у них с Гэвином не было какой-то трагической истории любви, о таких романах не пишут великие оперы. Это была история, о которых пишут обычные оперы, на постановку которых приходят в основном друзья парня, написавшего оперу, а потом все просто тусуются в лобби, пытаясь придумать, что бы хорошего ему сказать, а потом автор выходит и они все такие: «Эй! Только посмотри на себя! Ты написал оперу! Ух ты!»
Больше всего Люсинду раздражал тот факт, что им все еще приходилось работать вместе. Гэвин продолжил существовать в этом мире, что казалось Люсинде крайне невежливым.
Если бы вы были детективом под прикрытием, наблюдающим за перемещением людей в офисе Weissman, Zeitman & Kinsey, вы могли бы заподозрить, что Люсинда когда-то была влюблена в Гэвина, но вы бы никогда не угадали это по тому, как он говорил с ней, как она себя вела, когда говорила с ним, потому что сейчас они едва ли могли вообще друг с другом разговаривать. Каждый разговор, словно знаками препинания, был окружен долгими неловкими молчаниями – но сделано это было как в испанском языке, поэтому за каждым разговором следовало долгое неловкое молчание и ему предшествовало то же самое долгое неловкое молчание, но вверх ногами.
И когда он с ней заговаривал, он называл ее Люсиндой, что разрезало и выворачивало ее каждый раз, несмотря на то что она понимала, как это глупо: ну а как еще ему ее называть? Люси? Нет уж. Коала? Нет. Он раньше называл ее коалой из-за того, как она обхватывала его руками и ногами в кровати, как коала – ветку. Как коала оборачивается вокруг ветки, она обернула вокруг него всю свою жизнь. И теперь ветка исчезла и Люсинде нужно было как-то справляться с тем, что ее жизнь была обернута вокруг ничего – что, конечно же, было абсолютно нормальным. Вся боль, которую теперь чувствовала Люсинда, была нормальной. Пустота была нормальной. Суровое сжигающее скучнейшее ужасное грубое бесплодное одержимое тупое пятисотвольтовое небытие, которое теперь ее полностью поглощало, было абсолютно обычным.
Люсинда посмотрела на телефон, просто чтобы проверить время. Она заметила, что новых сообщений не было, и положила телефон обратно в ящик стола. Затем она поняла, что на самом деле не посмотрела на время, поэтому достала телефон снова. Она отметила, что с тех пор, как она положила телефон в ящик стола, новых сообщений все так же не появилось. Она снова положила телефон в ящик стола. Затем вспомнила, что на компьютере тоже были часы. Было семь минут второго. Она заметила, что на компьютере все еще была открыта ее страница в фейсбуке, и ей стало интересно, сколько человек прошли мимо ее офиса по пути в переговорную «Н» и заметили ее гавайскую фотографию с рукой таинственного мужчины на талии.
Проблема с кабинетом Люсинды заключалась в том, что стены были сделаны из стекла, он находился в самом центре офиса, поэтому невозможно было не посмотреть на него по пути на кухню, или в туалет, или в переговорную «Н». Ей раньше нравилось находиться в центре всего: это придавало ей ощущение собственной важности. Но теперь она чувствовала себя как рыба в аквариуме, постоянно на виду. Просто симпатичной картинкой, на которую людям нравится смотреть.
Она удалила свой профиль в фейсбуке.
И решила, что не будет проверять телефон еще час.
За этот
