Прямо перед глазами на холодильнике фигурка.
Все бы ничего, их тут повсюду дуром. Да только внимание притягивает красная шапочка, что надета на кукольную головку. Пальтишко в тон. И коньки на маленьких ножках.
Хмурюсь, переводя взгляд на второго персонажа композиции. Уже знаю, кого там увижу. Строгий мужчина в сером пальто. Пластиковые руки сжимают тонкую кукольную талию. А тщательно вылепленные губы тянутся к нежным розовым губкам.
Чувствую, как и без того тесная кухонька начинает давить на меня. Какие-то шарниры в голове приходят в движение, в очередной раз за сегодня заставляя меня усомниться в натуральности нашего расставания.
Она нарочно это сделала! Теперь так явно осознаю. Специально оттолкнула меня, чтобы я уехал.
Слишком почетное и заметное место у маленькой фигурки в этой небольшой пошарпанной квартирке. Слишком любовно она вылеплена: все эти детали… Я даже свой шарф узнаю!
Тело начинает мелко вибрировать. Подрагивающими пальцами тянусь к хрупкой фигурке. Прямо как наши отношения…
Глупая девчонка. Мы столько времени потеряли. Почему не позволила мне решить все самому. Я бы и бабушку твою перевёз. И предложение сделал бы. И твоя дочка сейчас бы была моей…
Будет! Ксюша моей дочкой, а Лера — женой!
Я сам, дурак, виноват! Надо было сразу о своих намерениях ей рассказать. Да и не верить во всю эту чушь со спором и другим парнем!
Стряхиваю с себя навалившуюся печаль, как назойливый снег в январе, и открываю холодильник. Шаром покати. Надо было забрать остатки заказанного обеда из кабинета, а не выбрасывать.
Достаю кастрюльку, одиноко стоящую на полке. Макароны по-флотски. Сойдёт.
Надо покормить. Успокоить. А потом и поговорить можно.
Ставлю тарелку в микроволновку. Мысленно проклинаю аппарат за то, что кнопки такие громкие. Не позволяя микроволновке снова запищать на весь дом, открываю дверцу и ставлю тарелку на стол.
Слышу, как за стенкой щёлкает шпингалет.
— Какого черта ты делаешь? — Лера непонимающе переводит взгляд с меня на тарелку, затем к микроволновке и обратно на меня.
Переоделась. Простенький халатик обнажает стройные ножки.
Прикрываю глаза, чтобы не отвлекаться.
— Сядь. Поешь, — безапелляционно требую.
До меня вдруг доходит, что изменилась не только одежда… Открываю глаза.
Ее лицо мокрое. Веки опухшие. Нос раскраснелся.
— Почему плакала? — хмурюсь я.
Лера, будто спохватившись, прикрывает лицо ладонями и отворачивается к стене.
Если не любила, тогда почему плачет? Почему всю дорогу глаз с меня не сводила?
Почему, почему, почему?!
Вопросы роящиеся в голове, готовы уже с ума меня свести!
— Ну, уйди же! Пожалуйста, — шепчет надломлено.
И если дело было только в том, что она хотела меня отпустить, почему теперь отталкивает?
Что ж за хрень!
Стискиваю ладони в кулаки, не в силах ответить на все это. Вижу, как ее плечи подрагивают. Успокоиться не может. А я больше не могу…
Как намагниченный шагаю к ней. Останавливаюсь за спиной. Не решаясь прикоснуться. Руки замирают над дрожащими плечами.
— Не гони меня, — шепчу, утыкаясь носом в светлые волосы.
Пальцы трепетно касаются обнаженной кожи рук. Лера вздрагивает, словно ее, как и меня, током прошибает от нашего соприкосновения. Дышу глубоко, желая каждой клеточкой своего тела впитать этот потрясающий цитрусовый аромат.
Ладонь скользит по ее животу. Не чувствуя сопротивления, притягиваю свою девочку ближе. Буквально вжимаю в своё тело.
Хочу всегда так держать. Одно целое. Неразделимое. Лера всхлипывает, но не отталкивает.
Склоняю голову и целую шею. Сначала осторожно. Не вспугнуть бы. Но губы сами собой размыкаются. Прохожусь языком по бархатистой коже.
— Кость, — шепчет сквозь слёзы. — Не н-надо.
Зверею от ее нескончаемых протестов. Резко поворачиваю к себе. Припираю к стенке, навалившись всем телом. Хватаю за подбородок, заставляя смотреть в глаза:
— Почему? — рычу тихо. — Почему нет, Лера?! Собралась снова врать, что никогда меня не любила?! Не утруждайся! Я тогда дураком был, что поверил!
— Не любила! И не буду! — кричит мне в лицо, а из глаз слёзы градом. — Никогда!
— Хорошо, — отвечаю, ни на секунду не поверив в ее ложь. — Я за двоих буду…
Прихватываю ее затылок. Чуть сильнее сжимаю подбородок, чтобы даже не думала вырваться. И накрываю ее лживые губы своими.
Чувствую, как в мой рот врывается вздох облегчения, и прикрываю глаза от удовольствия.
Маленькая врушка. Не любила, говоришь? А судя по отклику, для тебя это, как и для меня, словно глоток воздуха, после долгого голодания.
Ее губы со вкусом слез. Углубляю поцелуй, параллельно пытаясь осушить ее щеки, поглаживая их пальцами. Но слёзы все не унимаются. От того в груди болит.
Прерываюсь:
— Лерочка, — шепчу, уткнувшись в ее лоб своим. — Ну что ты, моя девочка? Не плачь.
Она глаза опускает. А в теле рыдания дрожат.
Подхватываю ее на руки, прижимая к стене. Поцелуями слёзы собираю.
— Я так соскучился, — бормочу между поцелуями.
Пальцы жадно сжимают нежные бёдра. Губы скользят по тонкой шее.
Лера наконец пораженно запрокидывает голову. Вижу как халатик на груди натянулся. А у самого уже в паху болит от сдерживаемого желания.
— Костя, пожалуйста, — шепчет, сама наверно не понимая чего просит: остановиться или продолжать, а у меня мурашки по телу бегут от ее голоса. — Костя…
Как она зовёт меня по имени… Словно в бреду. Во сне. Мечтательно и отчаянно.
Ну и как тут отпустить? Как можно было отпустить?!
Сбежал трусливо, даже не разобравшись до конца! Идиот! Она, хрупкая такая, взяла на себя всю ответственность за наши отношения.
Одним рывком закрываю дверь в кухню. Дергаю ржавый крючок. Поворачиваюсь и опускаю Леру на край стола, на другом конце которого так и стоят уже остывшие макароны. И дела до них нет. Нечто между нами горит сейчас достаточно, чтобы к херам спалить всю кухню.
Рвано выдыхаю, когда Лера обхватывает наконец мои плечи и тянет меня на себя. Грубо стаскиваю с неё халат, пока она возится с пуговицами на моей рубашке.
На миг отстраняюсь, чтобы посмотреть на неё. Все такая же. Может только бедра стали чуть шире. Но все та же стройная талия. Упругая грудь. И все так же жмётся, оказавшись обнаженной. Смущенно глядит на меня из-под опущенных ресниц. Губы покусывает.
