–Ты и меня проклинаешь?– растерянно спросила Люда: такого поворота она не ожидала.– Но этой истории больше десяти лет! Я не одобряю поведения ребят, но разве ты считаешь нормой то, чем занималась Вика? Мало того, что она стояла на Луговой, после встречи с нами стала аккуратней, пристроилась к какому-то сутенеру и выезжала в сауны, загородные дома… Кормилась сама, но по большей части кормила жирного «босса», так как больший процент перепадал ему, а Вике доставались крохи. Она была красива, но по меркам этого бизнеса слишком дешево продавала свою красоту. А когда у сутенера освободился из тюрьмы племянник, отсидевший за угон «Мерседеса» какой-то шишки, дядька дал ему поразвлечься с твоей сестрой. Пошло, закрутилось, они друг другу приглянулись, и Вика переехала к нему. Стала его резиновой куклой и грушей для битья. Продолжение ты знаешь…
–Откуда тебе это известно?!
–Нашлись свидетели. Человек, который хорошо знал отсидевшего, был в курсе, кто такая Вика. Ты не удивляйся, Владивосток – город маленький, здесь все друг друга знают, нарыть информацию можно о ком угодно.
–Вы рыли? Зачем и для чего?
–Никто ничего не рыл! На Луговой я видела ее сама. Дальнейшие подробности узнала от людей. Сейчас такое время, что каждый твой шаг у всех на виду, не забывай.
–Что еще знаешь?!
–То же, что и ты. Жизнь твоей сестры с тем мужиком, который отсидел, была не мед. Мне рассказывали, он избивал ее так, что на бедной живого места не оставалось, и все потому, что он любил припоминать ей прошлое до встречи с ним, хотя изначально видел, кого брал. Когда он выходил из себя, полностью терял контроль и даже в драке из-за пустяка мог запросто убить. Многие его боялись. А Вика… Я не знаю, это как надо не ценить жизнь, чтобы быть с таким? Это даже не любовь. Какой-то жуткий мазохизм…
–Ты знаешь наше детство: врагу не пожелаешь. Вика хотела вырваться из этого ада. Мечтала о лучшей жизни, без пьянства, нищеты, но не имела ничего, кроме смазливой мордашки,– с горечью произнесла Ольга,– мы две сестры, но выбрали по жизни разные дороги. Она много мечтала – это ей и навредило.
–Согласна. Ты всегда твердо стояла на ногах и не строила иллюзий, потому и не пошла по этому пути. А Вика соблазнилась и пропала.
–Да, но как же вышло так, что знали все, кроме меня, родной сестры? Почему ее реальная жизнь открылась мне только сейчас, лишь десять лет спустя?– в отчаянии схватилась за голову Ольга.
–Ты была старше нас и уже окончила школу к тому времени, как все узнали про Вику и обсуждали ее на каждом шагу. Во дворе ты не появлялась, так как съехала от матери, с компанией нашей не общалась. И как-то получилось так, что все события прошли мимо тебя. А сестра, естественно, ни в чем тебе не признавалась…
–Ну а ты? Почему не сказала мне ты?
–Мы с тобой подружились не сразу. Я долгое время держала все в тайне. Опять же, я плохо знала тебя, и неизвестно, как бы ты на это отреагировала. Ты либо послала бы меня, либо Вику – одно поспешное решение могло все погубить. Я подумала и решила не вмешиваться.
–Но почему говоришь мне сейчас? Прошло черт знает сколько времени. Я бы не узнала, спала спокойнее, а теперь… Толку от твоих признаний теперь?
–Толк есть,– сказала Люда.
Она сделалась очень серьезной, задумчивой: вдушу закрались опасения. Стоит ли говорить о ребенке, если Оля так яростно отстаивала сестру, пусть и непутевую, с темным прошлым? Не воспримет ли она ее слова в штыки? Как лучше объяснить, что это опекунство, даже если состоится, не принесет ей счастья? Как ее отговорить?
–Вот Вика, да, она росла в ужасных условиях, но ничуть не думала, когда пошла не той дорожкой и связалась с тем уродом,– начала осторожно Люда,– можно сослаться на несчастливую судьбу, обвинить мать, среду, правительство – кого угодно, но ты, ее сестра, не вышла же на трассу и не связалась с уголовником. Работаешь, воспитываешь сына и многим подаешь пример.
–Да, она была слабее меня. Но легко ли судить о силе и слабости, не побывав в той шкуре? Имея счастливое детство, непьющих родителей, готовых ради вас на все? Для сестры мучения были обычным состоянием, поскольку она привыкла жить так. Да, это наша жизнь – другой мы не знаем. Наша стойкость, терпение вас поражают, сестра и дальше жила бы с ним, ходила вся черная, как один большой синяк, год, два, десять! Смерть спасла ее от скотской жизни. И к счастью, вам этого не понять. Не судите о том, чего не знаете.
–Хватит с тебя слез и страданий, перестань отдуваться за них, за мать, за сестру! Выслушай меня до конца и не перебивай. То, что я скажу, звучит цинично, зато разумно. Откажись от затеи с опекунством, оно тебе ни к чему. Сама едва концы с концами сводишь, Димку надо на ноги поднять, а тут на голову свалилась эта Анечка неизвестно какая, и неизвестно, какой станет. Подумай сама, что дельного может получиться от бывшей проститутки и уголовника, убийцы? Закрыть глаза можно на все, но только не на плохую наследственность, ведь ты прекрасно знаешь, что яблочко от яблоньки падает недалеко. Это сейчас она малютка, ангелочек, а кто из нее вырастет лет через пятнадцать, остается лишь гадать. И схватишься тогда за голову, но будет поздно. Так что побереги себя и нервы, живи себе спокойно, хотя бы ради сына, ради спокойствия своей семьи!
Ольга с трудом дослушала, не перебивая. Дружеский совет Людмилы вызвал в ней протест.
–Люда! Что ты такое говоришь? Ты расписала какого-то монстра, а не мою малютку! У нее нет никого, кроме меня! Ты предлагаешь ее просто бросить?– ну это же цинично! Мне плевать на наследственность, я верю в воспитание. У меня тоже плохая наследственность, и что с того? Сама мне только что сказала, что работаю, воспитываю Димку и многим подаю пример – забыла про свои слова?
–Нет, не забыла. Ты – отдельный случай,– слабо возразила Люда.
–Почему отдельный? Я живу своей головой, водки в рот ни грамма не брала, и плевать, какие гены! А ты глупость говоришь! Значит, если родилась у проститутки и убийцы, то пойти и сразу броситься с моста, так что ли? Кто сказал, что ребенок должен отвечать за грехи родителей?– не должен! Мне из-за мамаши тоже надо лезть в петлю?!– разошлась не на шутку Ольга: настолько болезненной для нее была эта тема.
Люда поняла, что спорить бесполезно, раз у них такие разные позиции, хоть и каждая по-своему права.
Ольга хотела еще что-то сказать, но в следующий миг зажмурилась от боли.
–Голова… Как больно… – прошептала она.
–Оль, что с тобой? Принести обезболивающее?
–Нет, мне просто нужно отдохнуть. Я полежу, Люд…
–Смотри, но, если станет хуже, я тут же прибегу!
–Хорошо… Ладно, иди уже.
Соседка вышла, и Ольга постепенно пришла в себя. Она доковыляла до коридора и, услышав из комнаты звонкий голосок, остановилась.
–Мам, купи мне компьютер!
–Зачем тебе компьютер, сынок?– вяло спросила мать.
