мной, пророк? Не бойся, прыгай вниз. Я верю тебе, поверь и ты мне! Это наш путь, не ты ли говорил об этом, — кричит снизу Этель Мейер.
— Нет, Этель. Ты просто умрешь, если спрыгнешь, — кричу я ей, а потом поворачиваюсь к вышедшему мужику, — либо помогай, либо затаскивай свою задницу обратно в машину.
— А чего этого бояться? — продолжает Этель, — Ты все равно когда-нибудь умрешь. Но разве это будет смерть? Ты же сам вещал мне про вознесение? Или ты врал мне?
— Я не врал тебе и дело не в страхе, — кричу я ей, а потом снова обращаюсь к ублюдку, вышедшему из машины, — Так, проваливай отсюда, потому что, когда я спасу Этель, а я сделаю это, я тебе устрою ад на земле. Не веришь мне? Хочешь проверить, сукин сын?
Мужик фыркает и садится в машину, после чего уезжает. Ну, хоть не столкнул. Вдруг прут ограды проскальзывает по коленной чашечке, и теперь я упираюсь в него своей промежностью. Повезло, что это произошло медленно, иначе, от боли я мог бы разжать руки. И все равно напряжение неописуемое, что моральное, что физическое. Чувствую, что по щекам моим от боли начинают течь слёзы. По горлу словно обухом топора ударили, а легкие готовы вот-вот разорваться.
— Ты ошибаешься, Этель. Но я прощаю тебе это, ибо путь наш обманчив Он сложен, очень сложен, но ведет к свету. Отдав жизнь, ты ничего не добьёшься. Рая достичь невозможно, не ценя свою жизнь, разбрасываясь ею!
Я смотрю её в лицо, с него сошла улыбка. Гляжу в её глубокие глаза, всегда полные печали. Они словно закутаны какой-то пеленой. Не дай мне тебя отпустить, Этель! Не дай мне потерять хватку! Я не брошу тебя. Никогда не брошу. Лучше самому потерять разум, ослепнуть от бредовых идей, которые зародились в глупом споре. Я довел тебя до такого, значит мне и нести ответственность.
— Ты прав, — вдруг кричит она, — Господи, что я делаю?! Что я делаю?
— Все будет хорошо, я вытяну тебя, но и ты должна мне помочь в этом!
Из всех сил тяну её наверх. После нескольких неловких попыток Этель зацепляется ногой за край моста. Последний рывок, тяну на себя, перетягивая Этель за перила. Валюсь на землю, а сверху на меня падает Этель.
— Прости, прости меня, — всхлипывает она, — я не знаю, что на меня нашло. Словно это и не я. Да, это та, другая Этель, плохая, жалкая, брошенная, никчемная. Но я не буду такой, обещаю. Я больше не буду той Этель, не буду слабой. Я обещаю. Не покидай меня, прошу. Прости меня, — он захлебывается в рыданиях.
— Всё хорошо, — говорю я, обнимая её, — все хорошо. Послушай, по секрету, я тоже когда-то был самоубийцей. Но оставил это в прошлом. Какая бы горечь ни переполняла меня теперь. О, поверь, она бывает очень сильной. Но я не сверну со своего пути. Знаешь почему, Этель? Посмотри наверх. Тучи рассеялась, взгляни на эти звезды. Мы стремимся не к темноте загробного мира, но к свету звёзд. В пасмурную погоду небо кажется нам черным, беспросветным, но за этой пеленой скрывается бесконечный свет вселенной. Разве это не мило, существа, чьё предназначение — копаться в грязи, стремятся к звёздам. Это грустно, но не так как то, что жители поднебесья всё больше стремятся зарыться в грязь. Я предпочту продираться сквозь грязь и корни к свету. Это наша красота, это наш путь.
— Как прекрасно. Кажется, я несколько лет не поднимала голову к небесам. Обычно они так обжигают глаза.
— Сегодня мы стали еще на шаг ближе к цели. Не стоит нам идти ни в какое “Большое красное здание”. От глупого перебора мест мы не приблизимся к цели. Но мы уже сделали шаг вперед. Просто взгляни на красоту вселенной. Мы открыли ей свои сердца. Звёзды водят по небу бесконечный прекрасный танец, мы же его повторим. А пока… Предлагаю встать с холодного асфальта и прогуляться по городу. Я знаю несколько красивых парков…
* * *
Ночь — поганое одинокое время. Никого рядом нет. Не с кем даже поговорить. Да, можно поговорить с самим собой, но и он хамит. Несколько минут назад я вернулся домой после того, как проводил Этель до её квартиры. Мы гуляли долго, до самой ночи. По пути домой, мои ноги заявили о себе, в особенности, ушибленное колено. Я шел, думая только о том, как бы побыстрее оказаться дома. Но вот я здесь, на едине со своими мыслями. Произошедшее сегодня никак не выходит из головы.
Если бы я не смог её удержать, если бы не смог вытянуть… Я довел Этель до такого состояния. Из одной крайности перевел в другую. Из-за своей дурацкой игры, из-за того тупого спора, я превратил её в фанатика. Я разрушаю жизнь другого человека. Я взял разбитого человека и сделал все только хуже. Если что-то пойдет не так, если с Этель снова случится припадок?
Я виноват. Это моя вина. Не могу спать, не могу дышать. Так душно от своих мыслей. Они словно скользкие руки оплетают меня, ползут по мне, подбираются к горлу и душат его. Молча сижу на кровати в темноте, встаю раскрываю окно нараспашку и впускаю внутрь поток холодного воздуха, но он не помогает. Даже холод не помогает.
Передо мной по стенам плывут картины возможных событий. Я вижу, как Этель падает с моста в ледяную воду, идет ко дну, задыхается, а я с ней же. Дерево на улице бросает тень на стену, и я вижу себя, повешенного на этом дереве. А тень от снега как падающие капли крови. Темной холодной крови. Это моя награда. В конце пути меня ждет смерть или вещь, куда хуже смерти — одиночество. Всегда ждало.
Но я бы мог влюбить Этель в себя. Она могла бы стать моей, раз я стал обладать над ней моральной властью. И кем я стану тогда? Это все равно, что изнасилование, но с прелюдией в виде продолжительного психологического насилия. Я не могу так с ней поступить. Она мне нравится, бесконечно нравится. Даже больше, вероятно, она единственный человек, который может понять меня. А я — единственный человек, который понимает её. И это еще один аргумент против этой паршивой мысли, что пришла мне только что.
Черт, да как я вообще мог подумать об этом. Я хватаюсь руками за голову и падаю на колени. Темнота бежит по телу ордой пауков.
— Как всё