из которых были связаны с незаконным вывозом денег из Нигерии, позволил Charter увеличить свою долю с 27 до 35 процентов. Этот крах вызвал крупный политический скандал в Великобритании, а Банк Англии обвинили в некомпетентности, поскольку он не заметил опасности, грозившей JMB, до того, как стало слишком поздно, и выделил крупные суммы из государственного бюджета на его спасение. В ответ Банк заявил, что спасение было необходимо для защиты лондонского рынка золота в случае краха JMB, а вместе с ним и большие валютные доходы.
Теперь ясно, что Банк Англии не слишком удачно разыграл свои карты, когда разразился кризис. Обычно в воскресенье лондонский Сити безлюден, но в тот день 200 банкиров и торговцев слитками собрались вместе с Нилом Кларком из Charter Consolidated и руководителями Johnson Matthey и Банка Англии. Опасность заключалась в том, что JMB рухнет с огромными потерями, потянув за собой и материнскую компанию Johnson Matthey, а возможно, и рынок золота, хотя никто не мог быть уверен в этом. Нил Кларк щедро предложил помощь Charter как крупнейшему акционеру Johnson Matthey: Charter влил бы много денег в Johnson Matthey (очень дешево увеличив при этом свой пакет акций), при условии, что Банк Англии и банки Сити заберут JMB себе, получив фиксированный взнос от материнской компании.
Банк купился на это, и Anglo ушла, значительно усилив контроль над теми частями Johnson Matthey, которые были для нее жизненно важны. Нил Кларк, исполнительный директор Anglo, вскоре занял пост председателя совета директоров Johnson Matthey и начал назначать совершенно новое руководство. Единственное, что пошло не так, - это когда другие акционеры Johnson Matthey узнали о сделке, которую Anglo заключила для себя, - институты потребовали, чтобы и они получили свою долю, и Anglo, смущенная переворотом, уступила.
С точки зрения Anglo, вся прелесть заключалась в том, что она убедила кого-то другого заплатить за свои промахи. Будучи крупнейшим акционером, Charter должна была следить за Johnson Matthey, хотя делать это нужно было незаметно, чтобы избежать обвинений со стороны США в адрес платиновой монополии Anglo. Компания не справилась с этой задачей и позволила руководству Johnson Matthey потерять кучу денег в результате якобы исключительно прибыльной банковской операции. Когда наступил крах, потребовался фокус, чтобы выйти из банковских операций, потеряв при этом как можно меньше денег и сохранив остальной бизнес. Anglo не могла отказаться от Johnson Matthey в целом, если только ситуация не была совсем отчаянной: ее роль в международном бизнесе Anglo по производству драгоценных металлов просто слишком важна. Более того, Anglo, несомненно, заплатила бы большие деньги, чтобы сохранить его. Нил Кларк вытащил Банк Англии, как кролика из шляпы, причем без особых затрат.
Скандал с банковскими операциями, свидетельствующий о масштабном мошенничестве и неэффективном управлении, заслонил реальное положение дел Johnson Matthey в мире драгоценных металлов. На долю ее слитков приходится всего 15 процентов лондонского рынка золота. Однако гораздо важнее то, что компания располагает крупнейшим в мире платиновым аффинажным заводом в Ройстоне (Англия) и является ведущим производителем платиновых катализаторов, которые используются в автомобилях для борьбы с загрязнением окружающей среды. Компания обеспечивает половину потребностей General Motors и Ford в катализаторах и является единственным поставщиком Chrysler и American Motors. Из общей прибыли в 30,1 миллиона фунтов стерлингов в 1986 году треть пришлась на катализаторный бизнес. Около восьмидесяти процентов платины на Западе поступает из Южной Африки, а крупнейший рудник, Рустенбург, контролируется не кем иным, как JCI Гордона Уодделла. Anglo как группа владеет контрольным пакетом акций Рустенбурга, Johnson Matthey - единственный международный торговый агент Рустенбурга, а две компании совместно владеют аффинажными заводами в Ройстоне и Рустенбурге, причем последний перерабатывает всю продукцию рудника.
Рынок платины сильно отличается от рынка золота. Хотя оба металла практически неуничтожимы, и, следовательно, каждая добытая унция постоянно увеличивает общие запасы, платина стала добываться в каком-либо объеме только в последние годы, и то в основном для промышленного использования. На рынке золота скопились запасы слитков и ювелирных изделий, эквивалентные более чем семидесятипятилетней добыче на западных шахтах, и поэтому он принципиально нестабилен и находится во власти любого движения в сторону массового накопления или растаскивания. Рынок платины, напротив, с его запасами, гораздо более тесно связанными с объемом производства, в значительной степени находится в руках производителей.
Контроль Anglo над самыми важными в мире аффинажными и обрабатывающими предприятиями по производству драгоценных металлов ставит ее в идеальное положение на обоих рынках. Что касается золота, то Johnson Matthey и Engelhard вместе должны иметь лучшие контакты с покупателями нового аффинированного золота, чем кто-либо другой в мире - ведь именно они поставляют большую его часть. Это важная информация, которой нужно обладать, когда вы пытаетесь либо расширить рынок, либо, что еще важнее, избежать санкций. Эта информация важна и для платины, но здесь инвестиции в две компании также позволяют Anglo использовать свою монополию на добычу в полной мере, не делая этого открыто. Anglo расширила свою монополию на добычу платины до еще более широкой монополии на аффинаж и производство платины, будь то изготовление медальонов и автокатализаторов или ключевых компонентов и материалов для нефтехимии и космического оружия. Группа получает прибыль на всем пути к конечному потребителю, а не только на добыче металла: она даже может получать хорошую прибыль на платину с чужих рудников. Таким образом, вместе Engelhard и Johnson Matthey представляют собой уникальное и мощное маркетинговое подразделение ключевого горнодобывающего гиганта Южной Африки; неудивительно, что для того, чтобы они всегда казались далекими друг от друга, приходится использовать много осторожности. Anglo была столь же осторожна - и успешна - в создании почти монополии на добычу золота в Южной Африке. Величайшим переворотом группы стал рейдерский захват в 1980 году компании Consgold, лондонского горнодобывающего предприятия с 48-процентной долей в GFSA. Это была тайная операция, которая держалась в секрете даже от некоторых высокопоставленных членов исполнительного комитета Anglo. Например, Зак де Бир, старый друг Гарри Оппенгеймера и член комитета в течение шести лет, слышала о стадиях планирования только по слухам. Приобретая четверть акций компании, Anglo ввела в заблуждение руководство Consgold, манипулировала Лондонской фондовой биржей и нарушила британский Закон о компаниях, в который впоследствии пришлось вносить поправки. Механика сделки, собранная воедино из интервью, внутренней переписки Anglo и Докладу британского правительства, позволяющий получить редкое представление о работе феномена англомании.
В течение всего 1979 года биржевые брокеры Anglo в Йоханнесбурге, Davis Borkum Hare, следили за акциями Consgold через лондонских брокеров группы, Rowe & Pitman. С начала 1978 года в лондонском Сити
