пойдет. Ногу сильно зашиб?
— Терпеть могу. Отдохну — пройдет. Один боишься идти?
— Я-то не боюсь.
— Сказал — выйду. Что я тут сидеть буду без жратвы и без ничего?
— Тогда я пошел.
— Давай, давай. Верно, скажи, дядя Леня в обстановке разобрался. Закукарекали бы мы тут.
Быстров ушел. Михеев неподвижно сидел у костра.
Иван Федорович лежал без сна, смотрел перед собой. На стенах и потолке вагончика дрожали блики костра. И еще кто-то не спал: ходил, покашливал, скрипел снег, звякнуло железо. Иван Федорович не выдержал, сунул ноги в валенки, надел стеганку и, стараясь не шуметь, вышел. Дядя Леня открыл глаза и посмотрел ему вслед.
Не спал Дубынин. Он смастерил факел и разогревал у факела поддон. Иван Федорович подошел к костру.
— Понимаешь, как все с толку сбило… — сказал он внимательно посмотревшему на него Дубынину. — Вроде верно шли, а теперь и меня сомнение взяло. Вот ведь места заковыристые какие.
— Скажите, Иван Федорович, — тихо спросил Дубынин, — если мы неправильно идем…
— Если неправильно, то не пройти нам нипочем.
— Ну а человеку? Одному человеку? Через перевал переберется?
— Почему нет? Подъем, правда, крут, но это кому на ногу.
— Если придется за ночь туда и обратно — к перевалу — успеет?
— Умеючи если. Места трудные.
— А с этой долинки в ту попасть долго?
— Да чего ты меня пытаешь все? Какая мне теперь вера… Вон на хребтик на раздельный подымись да спустись. А поглядишь все, я тебя спрошу, как ты трактор туда потащишь… Идет вроде кто?
По сухому снегу скрипели лыжи — подходил Быстров. И сразу же в вагончике Анны зажегся свет. Придерживая на груди полушубок, она приоткрыла дверь и встревоженно спросила:
— А Николай где? Отстал?
— Остался. Завтра навстречу выйдет.
Он подошел к костру.
— Не туда, Иван Федорович пошли. Тупик здесь для нашей техники.
— Обмишурился, значит, старый, — расстроился Иван Федорович. — Человек один раз был и запомнил, а я, пенек трухлявый, проглядел. Они ведь как близнята, долинки эти. Завтра и я бы разглядел, а тут, на свороте, и обмишурился. Антонович-то теперь расстроится.
— Исправим… Вовремя спохватились.
— Не скажи… Я-то как в глаза смотреть буду? Пойду сам скажу. А то он все с боку на бок… Не спит.
С вертолета было видно медленное движение колонны под самыми скалами вверх, к седловине перевала. Впереди, останавливаясь, отступая, зарываясь в снег, ползли бульдозеры. Вертолет опустился ниже, полетел цилиндр с ярким флажком.
Колонна остановилась. Все собрались возле Бальсиса, и только бульдозеры безостановочно работали впереди, скрытые от остальных выступом скалы. Алексей протянул Бальсису цилиндр. Тот достал записку, прочитал: — «Поздравляем с выходом к перевалу! Молодцы!»
— Спасибо за поздравление! — дурашливо поклонился вслед скрывшемуся вертолету Семечкин. — им наверху мы уже на перевале.
— Принимаем такое решение, — сказал Бальсис, — завтра воскресенье — будем отдыхать. Идти еще много, а все устали. Так?
— Баньку бы, — мечтательно простонал Семечкин.
— С вас дрова, с меня банька, — сказал Иван Федорович. — Еще какая!
— И попаримся? — не веря, спросил Семечкин.
— Лучше, чем дома…
— И пиво будет? — спроси Быстров.
— Сбегаешь — будет. Ты на ногу скорый.
— Куда мне до некоторых, — подмигнул дяде Лене Быстров. — Тут у нас такие есть, что с больной ногой на перевал сбегать успели.
— Проверил? — спокойно спросил Михеев.
— Зачем проверять, когда и так видно.
— Дорожку оттоптал. Чего, думаю, зря сидеть. Холодно…
— С больной ногой?
— Нога моя.
— Вот ему за пивом и бежать, — отвернулся от Михеева Быстров.
— Все! — сказал Бальсис. — Подтягиваемся и отдыхаем. По машинам!
— Есть по машинам! — вытянулся в струнку Алсахай и вдруг замер.
За поворотом у скал, где работали бульдозеры, послышался грозный гул. Снежная дымка повисла над горами. С деревьев попадали языки снега.
— Толчок, — сказал дядя Леня. — Качнуло маленько местность.
— Ребята! — сорвался с места Быстров.
Гул нарастал. Над скалами всползало снежное облако. Все побежали за Быстровым. Путь преградила черная река осыпи. Где-то за ней были бульдозеры. Их надсадный рев стих, и в прозрачном морозном воздухе отчетливо было слышно далекое падение камней.
С трудом пробрались через осыпь. Камни выползали из-под ног, тащили вниз. Наконец увидели почти не тронутый лавиной Кешкин бульдозер. Дальше стоял полузасыпанный камнями, с разбитыми стеклами и помятой дверкой бульдозер Сергея. От него Кешка оттаскивал окровавленного Сергея. Увидев товарищей, он осторожно опустил Сергея на снег, расслабленно выпрямился.
— Закурить… — попросил он у подбежавшего Алсахая.
Спички ломались в его дрожащих пальцах. Не выдержав, он смял и выбросил сигарету.
Анна перевязывала Сергею голову, когда в вагончик вошли Бальсис, Быстров и Дубынин.
— Как? — не выдержав, спросил Иван Федорович.
— В самую середку угадали. Ни взад ни вперед, — хмуро ответил Быстров.
— Без бульдозеров мы не ходоки, конечно. Не миновать подмогу просить, — сказал дядя Леня.
— И в баньке помылись, и отдохнули, — мрачно констатировал Семечкин.
— Почему говоришь, как больной? — вскинулся Алсахай. — Что случилось такое? Ничего особенного не случилось. Наш майор всегда говорил: из каждого безвыходного положения есть выход. Надо только придумать.
— Придумаем, — буркнул Быстров.
Бальсис подошел к Сергею:
— Болит голова?
— Не очень.
— Значит, болит… Иван Федорович, вы про баню говорили. Можно сделать?
— А чего ж. Вы мне палаточку только выделите.
— И палаточку, и помощников. Будем, товарищи, отдыхать, как и намечали…
На камнях, в большом вытаявшем черном пятне полыхал громадный костер.
— Быстренько, ребятки! Навались! — скомандовал Иван Федорович.
Большими жердями сдвинули в снег пылающие ветви, потом подняли и растянули над раскаленными камнями большую палатку.
— Лапничку, лапничку накидайте! — суетился Иван Федорович. — Босой ты на камнях не устоишь, пятки оставишь.
Семечкин тащил охапку пихтовых лап. Заскочил с ними в палатку и тут же выскочил, задыхаясь от жара.
— А теперь пару поддавай! Снегу туда, снегу!
Снег мгновенно таял на камнях, наполнял палатку паром.
Хлестали друг друга пихтовыми вениками, гоготали от жара и ударов; выскакивали в снег и заскакивали обратно. Тракторы светили из темноты фарами на дымящуюся палатку.
— Прошу внимания! — поднялся Бальсис. — Будем считать это нашим первым производственным собранием.
Семечкин отложил гитару, и в вагончике стало совершенно тихо.
— Вопрос на повестке дня один: как идти дальше. Здесь раньше предлагали — ждать помощи. Сомневаюсь…
— Что мы сами без рук? — проворчал Семечкин.
— Можно мне? — поднялся Кешка. — Если я все-таки заведусь и сначала назад по малой. Площадочку растолкаю…
— И оба вниз загремите, — перебил Быстров. — На осыпи вы оба. Шелохнетесь — просыпитесь.
— Осыпь на упоре, — вмешался Дубынин. — Упор дохлый. Оставлять все как есть тоже опасно. Малейший толчок…
— Крепенько, выходит, сели, — тихо сказал дядя Леня Ивану Федоровичу.
— Какие еще будут предложения? — спросил
