него и никогда ещё до этого не знакомое чувство горечи от победы. Он вообще не был рад этой победе, хотя в тот момент являлся главным героем своей страны. Его внутреннее состояние нагнетало ещё сильнее и то, что при этом ему необходимо было улыбаться вместе с остальными, как будто он действительно рад и счастлив. Ему не было стыдно за брошенные на ветер слова о любви, потому что они были искренними, и ему было, что ответить на возможный упрёк в его сторону. Но в целом он сейчас переживал острую внутреннюю драму, как если бы ему отрезали обе ноги и весело праздновали это событие, заставляя и его радоваться и смеяться вместе с остальными.
На вечернем вручении наград, когда всех пилотов опять построили в главном зале, он постоянно пытался заглянуть в лицо Джейси, чтобы хотя бы приблизительно узнать для себя её отношение, но она совершенно не смотрела в его сторону и, надев на голову командную бейсболку, очень низко опустила козырёк вниз.
Позже вечером, когда вся российская группа осталась на празднование победы, Хэлбокс пожаловался на переутомление и головную боль, чтобы сбежать к себе в номер и остаться один. Как только он зашёл к себе в комнату, то сразу же упал на кровать лицом вниз, раскинув руки по сторонам. Ему хотелось плакать от боли и горечи, но мужская выдержка и хладнокровный стержень делали из него что-то наподобие тупого деревянного солдата Урфина Джуса, который просто физически не мог выдавить из себя слезу, а эмоции в деревянной оболочке пропадали и гасли, как электрический ток в контуре заземления. Так он и лежал, не шевелясь и стараясь не думать ни о чём, чтобы от этого не сделать себе ещё больнее, как если бы ему приходилось шевелить переломом кости, и она сразу же начинала нестерпимо хрустеть где-то внутри его тела. На данный момент это было самым лучшим его условием пребывания в сознании. Так он и заснул спустя ещё некоторое время.
Что касается Джейси, то здесь тоже было не всё в порядке. Её напарники по команде вообще боялись сделать что-нибудь лишнее, чтобы случайно не нарушить её условно стабильное состояние. Они очень аккуратно вели себя, когда она была рядом, бросая друг на друга испуганные взгляды.
— Тебе надо выпить, — очень спокойно, размеренно произнёс Джек Райт, протягивая ей стакан с виски. В его голосе была очень профессионально отработанная нотка приказного садизма, которая действовала на психику человека, сразу приводя его в экстренное состояние повышенной ответственности, и вперемешку с аккуратным и даже нежным обращением действовала, как сильное успокоительное.
Coldy опорожнила стакан, а Джек налил ей ещё и продолжил:
— Ты хорошо поработала, детка, а мальчики хорошо постарались за тебя, поэтому суммы ваших денежных вознаграждений вызывают очень серьёзную зависть, по крайней мере у наших ребят из Офиса Системного Контроля. Вот, возьми, это тебе велел передать Билл Фишер.
Джек протянул ей банковский чек. Coldy взглянула на цифру и сделала ещё один уверенный глоток.
— А теперь послушай меня. Ты же знаешь, что если старина Джек что-то говорит, то это именно так, правда?
— Да, это правда, Джек! — уверенно, но тихо произнесла Coldy.
— Так вот, старина Джек говорит тебе, что тот паренёк сейчас валяется у себя в комнате на кровати в глубочайшей депрессии с такими же чувствами, как и у тебя, до того, как ты выпила стакан виски и увидела сумму в чеке, только помноженными в десять раз. Его состоянию сейчас не позавидует даже ветеран иракской войны, которому оторвало ноги пехотной миной. И уверяю тебя, что это состояние пройдёт у него не скоро. Это говорит о том, что этот паренёк теперь твой. Это ты забрала его нормальное состояние, и он по-прежнему будет находиться в твоей власти. Я сейчас говорю тебе это для того, чтобы ты сама не испытывала на себе такое же состояние, потому что тебе не из-за чего переживать. Плюс ко всему у тебя есть этот чек и никто здесь на тебя не в обиде.
— Спасибо, Джек! Что я должна теперь делать?
— По мне так всё равно! Хочешь — можешь купить себе винтовку «Barrett M99» и с расстояния одной мили снести ему башку, но только, чтобы я не видел здесь твоих слёз. Потому что в противном случае я сам сделаю это из своего «Кольта Девятнадцать — Одиннадцать».
У Джейси наконец-то проскочил небольшой смешок. Джек тоже сделал более доброе выражение лица и улыбнулся.
— Спасибо, Джек! — сказала Coldy.
— Всё в порядке, — ответил он, — иди — позови остальных, я их тоже обрадую.
На утро, сидя на завтраке Хэлбокс насильственно пытался запихать в себя круасан с кофе.
— В чём дело Хэл? — спросил его Вэндэр.
— О чём ты? — ответил Хэлбокс.
— Нет, ни о чём, — передумал расспрашивать его Вэндэр, чтобы не сделать ещё хуже, — но, думаю, тебе стоит напиться по возвращению домой.
— Я так и сделаю, — без эмоций ответил Хэлбокс, в его голосе чувствовалась подавленность.
— Постарайся вести себя непринуждённо, чувак, — серьёзно продолжил Вэндэр, — твой сговор с ней никому не понравится, ты ставишь себя в опасное положение своим явным равнодушием к победе.
— Серьёзно? — с тем же равнодушием спросил Хэл.
— Скажу тебе сразу, если бы ты вчера проиграл, тебя выкинули бы с позором не только из программы, но и из армии, и скорее всего из круга большей части твоих хороших знакомых.
— За что? — ущербно протянул Хэлбокс.
— За предательство Родины, Хэл, за предательство Родины. Всем плевать на твои сопли на самом деле, здесь нет дураков и все всё хорошо понимают, но не надо ухудшать ситуацию. Никто не хочет участвовать в твоём трауре по поводу того, что ты не слил нас как говно в унитаз, понял?!
— Я понял! — уже более жёстко ответил Хэлбокс.
— Вот и хорошо раз понял! Давай, кушай и пойдём выпьем, поиграем в бильярд, я тебе расскажу, как на «Востоке» полковник обрадовался. Всё хорошо, Хэл. Ты молодец! Ты нас не предал.
Продолжение следует…
