Только грубовато. Надо бы потоньше, поделикатнее, что ли. Хотя, если уверен, что взял того собеседника за горло, чего ж с ним церемониться.
Поговорив полчаса о роке, швейцарской погоде и русских девушках, да, именно в такой последовательности, Галбрейт откланялся. Пообещав напоследок живота не пожалеть, но госпожу Щербатову из дерьма вытащить.
Да, и конверт для переправки в Москву оставил. Доверчивый…
* * *
Именно эта доверчивость в первую очередь и заинтересовала Сыроежкина.
– Нет, проверять, что там внутри мы не будем. Там запросто может лежать непроявленная фотография или другой какой сторожок. Проверяют тебя коллеги, зуб даю. – Блатной жаргон у лощеного интеллигента прозвучал наивно. Но не делать же замечание, не тот случай. – Просто первое, что ты сделаешь в Москве, отвезешь его по назначению. Чем и закрепишь свою вербовку.
Класс, всю жизнь мечтал завербоваться в американские шпионы. Нет уж, так мы не договаривались и на такое никто не подписывался. Помочь – было дело, но не до такой же степени! И то только потому согласился, что иначе мог и не получить загранпаспорт.
Однако сейчас об этом говорить явно не стоит, а то ведь могут и не помочь. Здесь нужны другие аргументы.
– А жена? Сколько ее на крючке держать будут? Я в ваши игры ввязался не для того, чтобы семью в заложники отдавать.
Они сидели в кабинете Сыроежкина. Разведчик – спокоен и благодушен, мент – злой на весь белый свет.
– Любая игра заканчивается. Вы все за нее ордена получите, а мы с Алкой что? Месть обозленных пиндосов?
Но в тот день пробить бодрое настроение хозяина кабинета было невозможно.
– Василий Петрович, дорогой, ваш пафос мало что неуместен, так еще мною и не заслужен. Я тут ношусь по всему посольству, отрываю от дел занятых людей, а что в ответ? Упреки и подозрения? А мы ведь с вами не только господа, но все еще и товарищи. – Он хитро улыбнулся и положил на стол визитку. – Вы лучше не ругайтесь на ровном месте, а позвоните по этому телефону господину Артуру Бухеру. Это частный детектив, услугами которого мы иногда пользуемся. Поверьте, у него достаточно возможностей, чтобы по-настоящему решить ваш вопрос. И для вас он обязательно сделает солидную скидку. А что касается всего остального…
Инструктаж, а если отбросить дружеский тон разговора, это был именно инструктаж, занял немного времени. От Щербатова требовалось лишь спокойно выехать из страны, пройти таможню и прямиком, никуда не сворачивая, отправиться домой, где и находиться до утра. А все дальнейшее передавалось в ведение московских товарищей.
И никакой задушевной беседы в конце. Поднялись, пожали руки, все. Бог даст, когда-нибудь свидимся.
А вот встреча с герром Бухером прошла куда как интересней. Беседа с этим огромным, благообразным, похожим на Жана Габена18 детективом была подробной и конкретной. Названная швейцарцем сумма вначале показалась грабительской, но в конце разговора настроение Щербатова изменилось. Если все получится, эти деньги можно будет считать инвестицией, причем очень и очень выгодной. А неудачу – приемлемым риском, без которого не бывает прибыли. Закон капитализма, это понимать надо.
* * *
Три часа над Землей. Под крылом лайнера проплывают страны, границы. Люди, которые, может, и бросят короткий взгляд вверх, туда, где медленно, словно ленивый жук по яблоку, ползет по небу самолет. Взглянут, пожмут плечами, мол, много вас таких летает, да и займутся своими делами. Важными и срочными.
А у пассажиров в этот момент нет никаких дел. Кроме как сидеть и ждать, когда этот полет наконец закончится. Эдакое прекрасное ничегонеделание над облаками. Отличное время, чтобы помечтать. Или вспомнить. Прошедший отпуск, например.
Много было у Васи Щербатова отпусков. Вынужденных, как два года назад, когда в развалившейся стране для него два месяца подбирали место службы. Такого врагу не пожелаешь – ходить в кадры, униженно ждать приема у мелкого клерка, чтобы услышать все ту же осточертевшую фразу: «Для вас свободных вакансий нет».
Но больше их было – хороших. Веселых, вольных, иногда шебутных. Пусть и не за границей. Хотя… Сейчас и Крым – заграница. Тот самый Крым, где купались, ходили в горы, а по вечерам пили вино. Грузинское, которое теперь тоже заграничное. Вот ведь бред какой.
Однако никогда отпуск не был таким… да, счастливым, безусловно, как никогда счастливым! И как никогда бестолковым. В цветущей и благоухающей Америке остались Джудит и Клод, которыми в любой момент могут заинтересоваться некие господа из «Метронома», то ли русские, то ли американцы, то ли вообще сборный интернационал.
А в не менее процветающей Швейцарии под каток неумолимого тамошнего правосудия рискует попасть Алла.
Щербатов вспомнил свой отъезд. Влажные глаза жены, повисшая на шее Аня, которой так понравилось играть с этим большим и добрым человеком, которого следовало называть «папа». Гретхен он тоже вспомнил. Эта гадюка улыбалась им всем так искренне, словно вовсе и не она подложила хозяйке грязную такую свинью. Своей работодательнице, между прочим.
Но ничего. В Штатах остался Кончак. Интриган тот еще, но именно на него в этом конкретном случае положиться можно. А в Швейцарии – герр Бухер. Дело свое знающий туго, если герр Сыроежкин не врет, разумеется.
Но все это окажется бесполезным, если уже в Москве напортачит он. Значит, первым делом – к гэбэшникам. И к мистеру Уоллесу, письмо для которого лежит в чемодане. А чемодан – в багаже. Это Сыроежкин посоветовал. Найдут в багаже – будет шанс отпереться, мол подкинули честному туристу провокаторы нехорошие. Это на вылете. А уж в родном Шереметьево опасаться нечего, там свои балом правят.
Но кто встретит? О рейсе знают и разведка, и контрразведка. Впрочем, это их проблема. Пусть сами решают.
ЧАСТЬ 4
КАЛЕЙДОСКОПГлава 30
В результате его не встретил никто.
Погрустневший от такого приема Щербатов прошел таможенный и пограничный контроль и попал в шумный поток пассажиров, бодро шагающих под нудно моросящим дождем и стремящихся добраться до Москвы с наибольшими удобствами и наименьшими потерями. Такси? Ага, сейчас, при таких-то ценах. Так что автобусом, господин полицейский, а потом на метро. И в конце – на трамвайчике. Скромнее надо быть. При вашей-то зарплате.
Вот и дом, милый дом. Двор усыпан облетевшими листьями, которым полагается быть золотыми. Но перемешанные с грязью редко подметаемых мостовых, щедро пролитые осенними ливнями и истоптанные башмаками сотен жильцов, они ничем уже не напоминают о прекрасном бабьем лете, которое вроде бы должно быть в самом разгаре.
Грязно-коричневая каша под ногами, серое небо над головой. И измалеванные яркими красками стены подъезда.
Хорошо хоть в квартире порядок.
Надо бы перекусить… он открыл холодильник… ну да, пусто. Сам его отключал перед поездкой. Чай? Тоже неплохо, но… любимая кровать, любимая подушка…
Звонок в дверь раздался, когда так хорошо
