отправлялся во тьму, чтобы найти там свет.
Леда с трудом поднялась – положение у нее было не самым удобным. Стряхнула с босых ног песчинки и оперлась на стенку, чтобы нацепить сапоги. После нескольких недель в Инезаводи они превратились… в очень любимые, судя по состоянию. Хотя на самом деле они были единственными ее сапогами. Единственными и любимыми.
– Не видели Тиля? – спросила Леда в темноту дверного проема, из которого на нее пялились несколько пар глаз.
Лили хихикнула, но смех быстро оборвался – кто-то из старших ее пихнул.
– Он сказал, что у него для тебя сюрприз, – вновь подала голос Лили. – А потом отправился в важное приключение. От которого его нельзя отвлекать.
– И к обеду ждать его явно не стоит, – добавила Рита Шторм, плотная, мрачная, как грозовое облако, и, кажется, одетая в одно из старых платьев Леды.
Леда хмыкнула. Предчувствие бури кольнуло в грудь, как стрелка компаса, вдруг забывшего, где здесь север.
– А где это его важное приключение, не сказал?
Рита пожала плечами. Лили заулыбалась и мотнула головой.
– Пожалуй, прогуляюсь до особняка, – сказала Леда. – Увидите Тиля – пусть зайдет. У меня для него дело.
Тильванус Шторм во всей своей «я лгу во благо» красе говорил Штормам, что помогает леди Ритри с домом. И почти не соврал: у Тиля прекрасно получалось готовить радужных скатов, хотя и Леда, и почти все Жадары считали, что это невозможно. И только Тиль называл особняк семьи Астарада «домом Леды». Сама Леда не могла так о нем думать, пусть и возвращалась туда каждый день.
Леда попрощалась.
Дети ответили ей нестройным хором голосов.
В западные окна, выходящие на дом Дэси и на море, постучался алый закат.
Второй закат с тех пор, как Леда в последний раз видела Буяна. Она не волновалась, вовсе нет. Ей просто нравилось бродить по особняку, представляя, что она ходит наперегонки с собственной тенью. Нравилось засматриваться на пейзажные гобелены, собирающие пыль в коридорах, на деревянные фигурки на комодах и на оплывшие свечи на полках – осветительных камней в доме было немного. Дядя замечал ее интерес к нитям, но не поощрял. Ему не нужна была племянница в Железном Цехе, возящаяся с транспортом, отоплением и прочими бытовыми чудесами. Его племянница должна была составить выгодную партию и усилить его положение – и, может, добраться до королевской семьи.
До побега Леда была в большом городе всего однажды, в год, когда в Двужилье приезжали младшие королевские дети. Она запомнила тот вечер удушающим: бал давали в старинном особняке, который вобрал в себя пыль и запахи целых столетий. Все это пытались изгнать с помощью ароматических свечей, но получилось неважно, и сладковатый аромат лишь смешался с атмосферой запустения. У Ледаритри кружилась голова. Ей было пятнадцать, и больше всего на свете она хотела оказаться в доме Штормов: слушать истории Джарха и пить мятную настойку Лисы.
Веер ее мелькал так часто, что Ледаритри не могла не подумать о стрекозиных крыльях. И ей было все равно, насколько это подходит для леди. Если дядя захочет наказать ее и за то, с какой частотой она машет веером…
Музыка грянула так неожиданно, что Ледаритри чуть не свалилась через перила, у которых заняла оборону на вечер. Танцевать ей пришлось бы так и так, но шансы, что ее заметят, сокращались, если встать подальше, в углу, и повыше, но все еще в поле зрения дяди, – вдруг возможные кавалеры просто откажутся подниматься по лестнице? Она схватилась затянутой в длинную перчатку рукой за мраморную перекладину и выдохнула. Со стороны наверняка казалось, что ей стало плохо. Хотела как лучше, а вместо этого привлекла к себе еще больше внимания.
Она выбрала светлое платье, потому что темой бала было что-то про ослепляющее сиятельство в честь королевских отпрысков, и думала, что таким образом затеряется в толпе. Но подумала так не только Ледаритри, и потому в ворохе цветных, кричащих платьев она, напротив, выделялась. По дороге дядя сделал ей комплимент, похвалил за то, что она так все продумала.
Ледаритри расправила плечи и попыталась снова спрятаться за веером. К счастью, музыка уже возвестила о появлении королевских детей, и все внимание зала было теперь приковано к самому верху другой лестницы, на которую из темного жерла дома выходили принцы и принцессы.
Леду они не волновали, но Ледаритри должна была хотя бы сделать вид, что замерла в восхищении. К счастью, притворяться не пришлось: в их темных волосах блестели жемчужины, выкупленные у лучших заводчиков с побережья, – Леда знала, что Жадарам тоже удалось продать одну, – а смуглая кожа не только контрастировала с белыми одеждами, но и буквально сияла в искусственном свете самых чистых камней. Последнее Леда проверила сама, когда остановилась у одного из светильников и хорошенько его рассмотрела: удивительной красоты работа.
– Ответственно подошли к теме, надо же, – пробормотала Ледаритри в веер и услышала смешок.
Она бросила взгляд вниз и замерла. Под лестницей стоял Вихо Ваари – в черном. Все еще в черном, после стольких лет. Она не видела его сколько… месяцев двадцать? С тех пор как его отправили в Двужильскую школу, надеясь, что там, подальше от моря, он придет в себя. Но как прийти в себя тому, кто постоянно видит в зеркале собственного брата? Видит то, каким тот никогда не станет?
Леда попыталась поймать взгляд его темно-синих глаз, но Ваари смотрел туда же, куда и все, – на принцев и принцесс. На их смуглой коже словно сияли драгоценные созвездия. Что это? Мастера Цеха потратились на спецэффекты? Что-то врожденное? Леда многое бы отдала за то, чтобы хорошенько их разглядеть. Ледаритри не хотела подходить к ним и на пушечный выстрел.
Она снова скосила взгляд, но Ваари под лестницей уже не было. В тенях он казался почти полной противоположностью любого из принцев – кожа его, тоже смуглая, но словно бы выцветшая, – уж точно никогда не сияла, жемчуг в густых темных волосах попросту утонул бы. И черная одежда лишь добавляла ему невидимости – среди гостей были и те, кто хотел выделиться пятнами тьмы во всеобщем свете.
…Леда выскользнула из воспоминаний и подошла к шкафу. Там пылились книги, которые она глотала в детстве, еще только привыкая к новой жизни. Тогда дядя был к ней не настолько требователен. А потом… потом ей пришлось танцевать на балах с теми, с кем она и заговаривать боялась, в том числе с парочкой наследников. Ледаритри едва дышала, потому что от каждого из них пахло чем-то сладким, и вместе с запахом дома это было настоящим нападением на ее чувства. Леда же с интересом вглядывалась в сияющие точки – на ключицах и открытых плечах у принцесс, на шеях и скулах у принцев; они походили на вышивку. Дядя с удовольствием поощрял это ее увлечение, потому что каждая леди должна уметь работать руками – не как механик, конечно. С не меньшим удовольствием дядя отыскал мастера, способного сковать волю Леды. Не эти ли оковы сияли и на коже королевских отпрысков? Не потому ли принцы и принцессы были марионетками в руках своей матери?
Пыталась ли она с ними заговорить? Леда толком не помнила. Она и лиц их особо не запомнила.
Она распахнула сборник сказок и провела рукой по иллюстрации, на которой девушка с длинными блеклыми волосами танцевала в красных туфельках. В книжках принцы и принцессы всегда были чуть ли не одинаковыми, и Леду это почти злило. В реальности все оказалось немного не так: каждый из тех, с кем она танцевала, пытался сохранить непроницаемую маску, но иногда улыбался краем рта – когда Леда не попадала в такт. И ей хотелось не провалиться под землю, а расспросить их о том, что заставляет их смеяться. По-настоящему. Нравятся ли им вообще балы? И что за звезды усеивают их кожу? Но Ледаритри молчала и танцевала: тот танец, что на три четверти, – с принцем; тот, что на пять, – с принцессой. Она не осмеливалась поднять взгляд и следила за ногами – дядя наверняка наблюдал за ней.
Леда перелистнула страницу и погрузилась в чтение. Эту сказку она старалась всегда оставлять на потом или вовсе до нее не добираться – там ведьма помогла жившей на дне моря девушке попасть на сушу, подарив ей ноги
