Антон снова опирается о стенку, только теперь его тело влажное, вокруг бедер обернуто ярко-оранжевое полотенце. Его глаза закрыты, а рот призывно приоткрыт. Капельки воды, стекающие по телу, делают картинку отнюдь не милой, а крайне сексуальной. Невольно вспоминаю сон, только я не в полотенце – на мне лишь шортики и халатик на запах. Низ живота сразу тяжелеет, а по телу разливается странный жар.
– Инн, ну что на этот раз? – не поднимая век, устало выдыхает майор.
– Тебя тяготит мое присутствие? – почему-то пробирают злость и обида. – Что плохого в том, что я волнуюсь за тебя?
– Да неужели? Тогда помоги, – резко распахивает глаза Антон, и я вижу, как ярко горят серые огни.
– К-как? – я перестаю узнавать свой дрожащий и севший голос.
В голову лезут сплошь непотребные мысли. Но Бабайка же не такой. Или такой?
– А есть идеи? – усмехнувшись спрашивает майор, глядя на мое пылающее лицо. – Вижу ведь, что есть.
– Э-эм, я… Ты… Ну, просто… – Да черт тебя побери, Бабайка!
– Хм, я понял, – уже серьезным тоном перебивает. – Мне нужно нанести мазь и повязку на трещины, вот сюда.
Только сейчас обращаю внимание на жуткие гематомы с правой стороны грудной клетки. Абзац!
Легкими касаниями наношу мазь, на которую указал Антон.
– Очень больно? – боже, я сейчас опять заплачу.
Ну вот во что и зачем он влез?
– Терпимо. Не кисейная барышня. Я – солдат, и это не первая травма, так что, давай смелее. А то так и будем спать стоя, в ванной, – бурчит майор.
– У тебя ушиб ребер, да?
– Нет, трещины.
– Но ведь давящую повязку наносить не рекомендуется, а иммобилизующая наносится не так, как ты ходишь и...
– Правильно, я наношу охлаждающий компресс.
Приходится прикусить язык. Беру в руки бинты, которые уже в чем-то вымочены. Никак не могу вспомнить этот запах, однако, по кончикам пальцев пробегает легкий холодок. У майора довольно широкая грудная клетка, поэтому я стою к нему очень близко и почти обнимаю, когда обматываю бинтом.
– Все? – поднимаю глаза на Антона. Снова стоит опустив веки. – Эй, Бабайка, я сделала что-то не так?
– Ты еще не сделала все так. Мне нужен еще укол обезбола. Без него – никак.
– Погоди, – я перехожу почти на крик. – Ты предлагаешь мне лицезреть твою голую задницу?
– Ага, щас! Чтоб я тебе свою задницу доверил!? – ржет в ответ Антон. – А вдруг тебе понравится, забудешься и не туда ткнешь...
– В смысле? А колоть тогда как? – Снова загоняет меня в тупик. Бесит!
– Так в мышцу и колоть. А вот если ты мне попадешь в седалищный нерв, девочка, беды не миновать.
– Ой-ей-ей. Тоже мне, волк-оборотень. Как же, напугал! Пф. Так куда укол ставить?
Лениво отходит от стены и присаживается на край ванны. Полотенце сразу делает попытку «сбежать» от владельца. Ровно в области причинного места, Бабайка ловит махрового беглеца и прикрывает свое второе «я», которое явно не спит.
Снова краснею. Чтоб тебя, зараза! А он только хмыкает и шире расставляет ноги. Бросаю взгляд на левую ногу, на ней – покрасневший пластырь. Видимо, кровь.
– Нужно обработать, – киваю на рану.
– Дерзай, – дает отмашку майор.
Оборачиваюсь к раковине. Над умывальником висит раскрытый шкафчик, где виднеется антисептик, марлевые салфетки и водостойкий пластырь. Протираю руки, подготавливаю необходимое для быстрой обработки. Еще укол делать. Бррр. Быстрым движением руки срываю пластырь с ноги.
– Ай! Больно, – прилетает мне ощутимый шлепок по моей левой булочке.
– Мне тоже. Считай один-один, – прищурившись, отвечает Антон.
– Так, да?
Беру флакон перекиси и лью прямо на рану. Раствор начинает шипеть на коже, Бабайка сидит, не шелохнувшись.
– Зря, – только и бросает он.
Мне сразу становится совестно, поэтому убираю лишнюю влагу марлей и быстро заклеиваю ногу. Теперь укол. Повезло – шприц и антисептические салфетки уже приготовлены.
– Куда? – спрашиваю майора.
– Обычно, этот вопрос в финале задают мужчины, – ухмыляется в ответ.
До меня не сразу доходит, что эта тварь божья снова пошлит. Фыркаю.
Антон сжимает рукой правую ногу в районе середины бедра.
– Сюда, ровно под прямым углом. Вводишь иглу почти до упора и плавно жмешь на поршень шприца. Дожала до конца, так же плавно вытаскиваешь иглу. Все.
Протираю область будущего укола салфеткой. Делаю, по инструкции. Однако, когда вытаскиваю иглу, из места прокола начинает вытекать кровь вместе с препаратом.
– Ой, мамочки. Что же я наделала! – хватаю вторую салфетку, стараясь прижать рану. – Прости! Прости! Прости! Я не хотела.
– Инна, – кажется звучит мое имя.
– Я не туда попала, да? – паника – мое все. – А что теперь делать? Я…
Дыхание перехватывает, потому что мой рот атакован Антоном. Он, притянув меня к себе, жадно сминает мои губы, удерживая одной рукой за затылок. Вторая лежит на бедре.
Господи, неужели это реальность? Боже, да! Жар разливается по всему телу, а в животе словно начинают порхать бабочки, когда я со всем энтузиазмом, что во мне есть, отвечаю на поцелуй. Пусть не слишком опытно или смело, но мне это нужно. Это то, что необходимо нам обоим. Мои руки скользят по все еще влажному горячему торсу вверх, переплетаясь вокруг шеи и зарываясь в густые волосы.
Чуть оттягиваю за волосы голову Антона назад, чтобы укусить за нижнюю губу. Рычит в ответ. Встает и, подхватив меня под попу, усаживает около умывальника. Антон сминает мои губы в новом поцелуе, когда я чувствую, он развязывает пояс на халате. Тихо стону в тот момент, когда сильные руки нежно касаются моей груди. Сильнее прижимаю ногами бедра мужчины к себе. Неожиданно что-то большое и горячее касается моей ноги – я понимаю, что мы потеряли полотенце и непроизвольно охаю.
– Я не хочу, чтобы ты потом пожалела, – разрывая объятия, произносит Антон, отшатываясь на несколько шагов назад.
Я всеми фибрами своего тела вижу, как тяжело ему далось отстранение от меня. Весь взмыленный, волосы взлохмачены, глаза безумные, лицо красное, дыхание сбито… Только не опускать взгляд, только не опускать взгляд. Почему он снова разорвал наш контакт? Господи, да что у него в голове? Лично у меня сейчас только одна мысль…
– Я хочу тебя.
– Зачем ты это делаешь? – почему-то злится Бабайка. Хватает с полки трусы и, опираясь о стену, натягивает на готового продолжить бойца. Даже на время теряю дар речи от увиденного. Прихожу в себя лишь тогда, когда фигура Бабайки удаляется из ванной и направляется к кровати.
